Кара

— Вот и плохо, Станислав. Ты же знаешь, что слезы матери, иногда в состоянии растопить любой лед. Я, не думаю, что встреча матери Цаплина со своим сыном, может негативно отразиться на его дальнейшим поведении. Главное, нужно очень тонко обставить этот момент встречи, и тогда, посмотрим, сможет ли она помочь нам в этом деле — произнес я.

Сегодня я общался с матерью Цаплина и пообещал ей организовать встречу с ее сыном. Возьми ребят, и привезите ко мне в кабинет, Цаплина.

В назначенное время, когда в моем кабинете уже сидела мать Цаплина, и с трудом, глотая слезы, рассказывала мне о своем сыне, Балаганин завел его в кабинет.

Я не буду описывать, что было у меня в кабинете, но, глядя на все происходящее, я невольно задумался о превратностях жизни.

Из их диалога, я понял одно, что мать Цаплина, была довольно набожной женщиной и не как не могла понять, как ее сын, в которого она вложила самое лучшее, что у нее было в ее жизни, мог поднять руку на христианские ценности.

— Скажи мне, Володя, что ты этого не делал? Что, люди тебя просто оговорили? Скажи мне Володя, что это не так! — плача произносила она, обнимая его за шею.

Владимир, изредка, словно стесняясь происходящего в кабинете, сбрасывал ее руки со своей шеи и укоризненно смотрел на нее.

— Ну, перестань мама, плакать — произнес он. — Ты, же знаешь, я не могу смотреть спокойно на эти слезы — изредка произносил он.

В какой-то, момент, он оторвал руки матери от себя и посмотрел в окно. В этот момент он напоминал мне маленького побитого щенка. Я хорошо понимал, что мог чувствовать он, в этот момент и решил подыграть его матери.

— Вот, видите сами, ваш сын не слышит не только нас, но даже и вас. Ему все равно, сколько он получит лет тюрьмы за это преступление и все наши разговоры с ним, направленные на то, чтобы он признался в совершенном преступлении, раскаялся в этом страшном грехе, он не слышит.

— Володя, ты лучше признайся в содеянном, покайся перед Богом и может он, простит тебе этот грех. Ты, же знаешь, Володя, что от гнева Всевышнего, не скроешься ни в тюрьме и не дома. Он везде тебя настигнет и покарает.

Взглянув на часы, я разрешил им пообщаться еще минут пятнадцать, а затем попросил Стаса, проводить мать Цаплина до выхода из МВД.

Мать Цаплина, держась за стенку, медленно вышла из кабинета. За эти сорок минут общения с сыном, она постарела внешне, лет на десять. Когда за ней закрылась дверь кабинета, мы остались с ним вдвоем в этом большом и теперь, уже пустом, кабинете. Цаплин, сидевший на стуле с закованными в наручники руками, молчал, уткнувшись своими глазами в какую-то невидимую мной точку на полу.

— Ну, что Цаплин, так и будем молчать? Тебе, наверное, все равно, что переживает твоя мать и твои близкие? Ты, можешь и дальше молчать, за тебя все расскажут твои друзья, к примеру, Прохоров и как там, забыл его фамилию, ваш третий товарищ.

Вот, можешь ознакомиться, с показаниями своего товарища Якимова Славы, в которых он говорит, что передавал в этот вечер тебе машину, которую заметили свидетели на месте преступления. Отпираться, от всех этих прямых на тебя показаний, я думаю, не имеет смысла.

Цаплин, словно не слыша моих слов, по-прежнему сидел на стуле и упорно молчал.

— Володя, сколько лет твоей маме? — поинтересовался я у него. — Судя по ее лицу, она, по-моему, сильно болеет у тебя?

— Ей пятьдесят три — произнес он. — У нее не совсем хорошо с почками. Она уже мучится с ними около десяти лет.

— Вот, ты мне скажи, положа руку на сердце, тебе не жалко свою мать? Ты, может быть, хочешь, что бы она умерла без тебя? Пойми меня чудак, это дело практически раскрыто, и сейчас, упираться и зарабатывать лишние года заключения, просто не имеет ни какого смысла. Ну, выйдешь ты на три, четыре года позже, ну скажут твои друзья и знакомые, что ты, так и прошел по этому делу в несознанку, ну и что, дальше-то.

Выйдешь ты на волю, а у тебя уже нет мамы, нет друзей. Кого-то за это время убьют, кого посадят, а кто-то просто отвернется от тебя, как от вора.

Хуже будет, если умрет мать. Представь, ты придешь домой, а матери уже нет. И умерла она не из-за почек, а из-за тоски, по тебе. Ты, сможешь, после этого нормально жить? А, я бы, не смог. На мне бы всегда, на всю оставшуюся жизнь, висело бы ее материнское проклятие. У тебя и сейчас на руках, видны ее кровь и слезы.

Я, замолчал и внимательно посмотрел на Цаплина. Мои слова, словно гвозди, прибивали его к стулу. Вдруг, я заметил, что в уголках его глаз, заблестели слезы.

— Ты, помнишь, Володя, что сказала тебе мать? Я тебе, могу напомнить, ибо это главные слова для человеческой жизни. Мать, тебе сказала очень мудрые и великие слова, что прожить эту жизнь нужно так, что когда ты, предстанешь, Володя перед Богом, и он, коснется тебя рукой, чтобы он, не испачкал бы об тебя свои чистые руки и одежды.

Наконец, Цаплин не выдержал и, не скрывая от меня слез, зарыдал словно женщина. Его могучие, накаченные железом плечи, стали содрогаться в такт рыданиям. У него началась истерика.