Но Бахал не лишился разума. В душе он ликовал – ведь именно такой реакции и добивался. Теперь даже сами мятежники не смогут сказать, что он действовал по злому умыслу, а не руководствовался излишним рвением.
– Прошу прощения, – едко попросил старпом. – Может, объяснишь нам, как обед может противоречить воле князя? Или, во славу владетеля нам нужно уморить себя голодом?
– Вы прежде жрали в своих каютах, – грубо отозвался Бахал. – И ни один из вас с голоду не издох. Так что я настоятельно рекомендую вам возобновить эту практику.
И снова грубость не возымела действия. Слишком уж настороженно, к досаде Бахала, вели себя протестанты после казни Хаддада. И тогда он прибег к последнему, решительному и решающему, средству. Повернулся к гвардейцам и небрежно приказал:
– Разгоните это стадо по их стойлам.
Охранников было четверо против почти четырех десятков обедающих. И они не торопились выполнять приказ, нерешительно переминаясь с ноги на ногу. Что ни говори, а когда впереди маячит перспектива схватиться одному с десятком противников, боевой задор куда-то улетучивается. И даже оружие уже не кажется надежным подспорьем.
Приказ, конечно, был неразумным. Но он тоже являлся частью плана. Поэтому Бахал повысил голос и грозно насупился:
– Ну?! Или вы оглохли?
Отвертеться было невозможно. И гвардейцы, взяв дубинки наизготовку, начали осторожно наступать.
Это было уже слишком. Оскорбление, нанесенное не словом, но намерением, почти делом. Бахал ясно давал понять, что и в самом деле видит в собравшихся лишь стадо, неспособное противиться двум парам загонщиков. Терпение команды иссякло. Гремя стульями, все повскакивали с мест, тут же хватая эти самые стулья за ножки и спинки. Особого выбора не было, а стулья в такой ситуации – не самый плохой способ отбиться от вооруженных дубинками людей.
Охранники тоже прекрасно понимали это, и снова стали топтаться на месте. Чем вызвали новую вспышку негодования у начальника.
– Что застыли, комету вам в гланды?! – заорал Бахал. – Доставайте пистолеты, стреляйте на поражение! Это бунт!
Этот приказ поверг в ступор охранников, зато подстегнул противоположную сторону. Пистолет – не дубинка. Пистолет легко сгладит численное неравенство. Если не поторопиться. И, пока гвардейцы колебались (будучи людьми хоть и дисциплинированными, но благоразумными, они вполне понимали, что Бахал фактически раскалывает экспедицию на два лагеря, между которыми никакой мир будет уже невозможен), команда прибегла к самому простому способу атаки – начала бомбардировать противника стульями. Старпом и его команда не хуже охранников знали, что это означает начало войны, но иного выбора не видели. Они помнили, с какой решимостью действовали княжеские гвардейцы всего несколько дней назад, и не находили причин, способных помешать этим же охранникам пустить в ход пистолеты нынче. А потому нанесли превентивный удар стульями. Весьма успешный.
Подвергшиеся интенсивной атаке, гвардейцы враз позабыли о пистолетах, стараясь лишь поудачнее прикрыться от многочисленных снарядов. А пока они занимались этим, самые прыткие из бунтовщиков оказались рядом и завязали потасовку. О применении оружия можно было забыть окончательно.
Бахал, с удовлетворением убедившийся, что его план в точности претворяется в жизнь, поспешно выскользнул в коридор, едва началась рукопашная. Сорвав с пояса диск коммуникатора, он включил громкую связь и, стараясь, чтобы голос звучал как можно тревожнее, приказал:
– Внимание, охрана! В столовой бунт! Немедленно подавить! Работать только дубинками, пистолеты не применять! Повторяю: пистолеты не применять, работать дубинками!
И, весьма довольный собой, он поспешил к князю. Интрига удалась. Приказав гвардейцам в столовой использовать пистолеты, Бахал спровоцировал бунт. Но он совсем не собирался превращать «Шторм» в руины, что непременно случилось бы, воспользуйся пистолетами вся охрана.
До каюты князя идти было недалеко – метров пятьдесят, каких-то пару поворотов, но и это расстояние охраннику пройти не пришлось. Уже за первым углом он буквально налетел на Дагана. Тот, как и все на «Шторме», слышал сообщение и, преисполненный юношеской верой в собственную неуязвимость и сознания владетельного величия, торопился к месту событий. Не забыв нацепить на пояс инкрустированный золотом лучевой пистолет – скорее ритуальный, нежели боевой, хотя при случае из него и пострелять можно было.
Нос к носу столкнувшись с охранником, Даган схватил его за грудки:
– Что там, великий космос, происходит?! Из-за чего на этот раз всполошились?
– Они собрались всей командой в столовой, владетель, – Бахал, решивший не тратить время на излишнее запутывание ситуации, тут же принял покаянный вид. – Я велел их разогнать. Кажется, им это очень не понравилось.
– Идиот! – зарычал Даган. – Для чего тебе это понадобилось? Чем они помешали?!
– Но ты же сам говорил, владетель, чтобы они толпой не собирались, – Бахал потупился.