Каприз дочери босса

— Начнем в понедельник. У меня в семь, — сказал он уже по дороге к двери. и через двадцать шагов по коридору осознал, насколько последние его слова напоминают манеру босса. Повернулся, прошагал назад, встал в дверях и, покачиваясь на каблуках, изменил тон:

— Устроит тебя утро в понедельник? День у меня битком забит, и мне не хотелось бы перекраивать расписание.

Она моргнула. Джек заметил, что с момента его ухода она не шевельнулась. Похоже, так и сидела, глядя на закрывшуюся дверь.

— Подходит? — поторопил он.

— Хорошо, — выдохнула Парис в ответ и улыбнулась.

— Спокойной ночи, босс.

Джек снова качнулся на каблуках и погрузил руки еще глубже в карманы.

— Не сиди допоздна.

— Не буду.

На этот раз он шел медленнее, говоря себе, что темп означает возвращение контроля над собой. Его не сломят ни искорки солнечных лучей в ее волосах, ни мучительное ощущение бархатной кожи на его ладони, ни нежная теплота ее голоса, обволакивающая самое его существо.

Он сделал карьеру именно благодаря способности контролировать положение, преодолевать трудности, использовать обстоятельства по максимуму. Сейчас все, что требуется от него, — контроль над собой, преодоление старых, полузабытых воспоминаний, эффективное использование способностей Парис Грентем. Она продемонстрировала свою готовность серьезно отнестись к работе. Проведенные ею исследования говорят об остром уме и способности читать между строк.

Джек продолжал упорно перечислять все плюсы создавшейся ситуации, но никакое усердие не помогало забыть об основном минусе — несомненном воздействии, которое оказывала на него Парис. Глубоко в кармане он пробегал пальцами по ладони и думал, как бы подольше сохранить ее прикосновение.

Двумя неделями позже Джек понял, как легко и сложно работать с Парис. Легко, потому что она схватывала на лету, сложно, потому что, где бы ни села, она всегда оказывалась слишком близко. Ее запах одурманивал его, пальцы, порхающие по столбцам цифр, перебирали невидимые струны его души, хрипловатый смех доводил до исступления.

Пока она хранила холодное молчание, стараясь ни на дюйм не отклониться от королевской величавости, соблюдать видимость исключительно деловых отношений, было легко. Но периоды подчеркнутой чопорности резко сменялись легкомысленным весельем, и тут следовало держаться изо всех сил. Не далее как вчера, например, Парис заявила, что время перекусить и сейчас она нарежет сыр. Потом недовольно понюхала приготовленный им кофе.

— Слишком крепкий?

— Растворимый.

Звучало так, словно в кружку налили жидкий мышьяк. Джек моментально вспомнил, как мало у них общего. Она тем временем облизала пальцы — чистота превыше всего. Он наклонился вперед смахнуть у нее с подбородка сахарную пудру, но губы ее удивленно раскрылись, и, не успев даже хорошенько понять, что собирается делать, он уже обводил контур ее губ, вспоминая их вкус.

Он говорил ей, что у них вкус — как у меда, но погрешил против истины. Вкус был такой же, что и теперешние ощущения: тепло, бархатистая мягкость и сладость, не сравнимая ни с чем.

Он придвинулся ближе, колени их соприкоснулись, и он мог бы поклясться, что слышал треск электрического разряда. Точно — вот и искра. Жаром пробежала по его жилам. Всякий раз он отодвигался, пытаясь ничего не замечать, притворяясь перед самим собой, что все в порядке.

Он глядел в ее глаза и тонул в их дымчатой глубине. Рука, протянутая к ее лицу, ускоряла движение.

Большой палец передвинулся, ощутил горячую влажность ее рта. Желание поднялось из самой глубины его существа, темное, неистовое. Ему потребовалось время, чтобы понять — к нему обращаются.

Она пыталась что-то сказать. Ее пальцы стиснули его колено. Она прокашлялась.

— Джек, Джулия… она… ей надо что-то тебе сказать.

Еще через двадцать четыре часа он громко застонал, вспоминая происшедшее. Если бы Джулия не постучала в тот момент в дверь, то, скорее всего, он оказался бы вместе с дочерью босса на столе, на полу все равно где, лишь бы она была с ним.

Он начал избегать ее. При разумной организации вполне возможно свести их регулярные встречи к периодическим.

Он потер шею, ноющую от напряжения. Кипа документов, громоздящаяся на столе, никак не могла способствовать хорошему настроению. Он хмуро испепелял бумаги взглядом, надеясь, что они съежатся, примут более скромный объем. Эту минуту Парис и выбрала, чтобы войти в кабинет. Все в нем насторожилось, потянулось к ней навстречу. Он разозлился еще сильнее.

Неужели так необходимо носить вызывающе короткие юбки? И что такое с ее походкой — сплошные длиннющие ноги и покачивающиеся бедра. Неплохо бы ей воспользоваться советом и надеть хоть что-нибудь под короткий пиджачок. Он крепче сжал ручку, поднял глаза и чуть не взвыл, когда она заправила за ухо прядь волос. К концу дня волосы у нее непременно не удерживались, выпадали из заколок, которыми она их закрепляла. Почему тогда не носить их распущенными, соблазняя окружающих?