Капли дождя

И возле Маргит Андреас почувствовал, как зашлось сердце. После купания, когда загорали. Они заплыли, далеко в море, почти на середину залива. Плыли все время рядом. Маргит быстро скользила в воде, явно когда-то училась плавать у тренера. Андреас тоже считался неплохим пловцом. В свое время, в коммерческом училище, он был загребным, преподаватель физкультуры советовал ему серьезно заняться тренировками. Анд-реаса же занимало совсем другое. Ту стесненность в груди Андреас счел за обычное - у бегунов часто захватывает дух. Он, правда, не бежал, однако плавать - это тоже напрягаться. О том, что закололо в груди, Маргит он не сказал, не хотел выглядеть слабаком. Она по крайней мере лет на двенадцать моложе его. Ночью, дома, когда в груди уже изрядно жгло, когда боль перекинулась в левую руку, в плечо и шею, когда он был уже во власти страха, у него мелькнула вдруг мысль: а что, если бы приступ начался посреди залива? Эта мысль даже как-то оттеснила страх. В конце концов, ему повезло. В воде было бы куда хуже, в сто раз хуже.

Повезло ему и с врачом "скорой помощи". Сперва его, отуманенного болью, раздражала молодость врача. Подумал даже, что девчонки, прямо с университетской скамьи, не должны бы работать на "скорой". На вопросы ее отвечал с едва скрываемой неприязнью. Врачиха старательно выслушала сердце, затем сунула ему под язык маленькую таблетку, сделала укол, быстро позвонила куда-то, вызвала специальную бригаду, осталась возле Андреаса, пока не приехали еще врач и сестра. Пожилая женщина-врач подтвердила диагноз: инфаркт миокарда. Об этом ему сказали уже в больнице. Дома об инфаркте не заговаривали. Говорили только о том, что надо срочно госпитализировать, что он нуждается в интенсивном лечении, которое в домашних условиях невозможно, что нельзя терять времени, и он со всеми их советами соглашался. Боль и страх сделали его по-детски послушным; Андреасу не позволяли самому и шагу ступить, его снесли вниз на носилках, лестница была узкой, крутой, как обычно в старых деревянных домах. Призванный на помощь шофер клял эту лестницу, его слова доходили до Андреаса будто сквозь ватную переборку. Второй врач сделал ему еще укол, и боль притихла. В больнице приступ повторился, боль и нехватка воздуха вернули также страх. Улеглась боль только через шесть часов.

На второй день, когда он окончательно уже успокоился, ему вспомнилось, что у молодой докторши со "скорой" были красивые ноги, глаза его запечатлели это в памяти машинально. Вспомнив о ее ногах, он подумал еще, что человеческий мозг подобен электронно-вычислительной машине, которая все регистрирует, фиксирует и раскладывает по ячейкам памяти. Андреас тут же забыл про ножки докторши, а также про то, что память человеческая кибернетическое устройство, и не что иное.

Санитарка Элла пришла кормить его. Приладила у груди опирающуюся на край постели эмалированную подставку, поднесла ко рту странный кувшинчик с носиком, какого он раньше никогда не видел, дала какой-то напиток или бульон. При первом кормлении Андреас хотел было присесть на кровати, но санитарка не позволила.

- Лежи спокойно и не пялься на меня, что говорю тебе "ты". Больной мужик все равно что ребенок, а с детьми разговаривают на "ты", - тараторила она. - Человек ты одинокий, была бы жена, тогда сидела бы она тут вместо меня и кормила бы тебя из поильничка. В первые дни жены обычно здесь, даже те из них, кто в другое время живут с мужьями как кошка с собакой. Инфаркт смиряет даже самых сварливых. За дверями предупреждаю баб, что больного нельзя волновать, если больной волнуется, то горло у него перехватывает, человек с лица синеет, и уже не знаешь, помогут ли ему еще уколы или кислород даже. И мужиков учу уму-разуму, чтобы ругань да грызню на потом оставили. Когда сила вернется, будет еще время друг дружку мытарить.

Элла была шестидесятилетней полной женщиной, которая, будто яичко, перекатывалась по палате. Она оказалась той самой дородной особой, которой Андреас уступил в автобусе место.

В палате было всего две кровати, другая пустовала пока.

"Смертная палата" - мелькнула мысль. Но это нисколько не тронуло Андреаса. Он лишь констатировал факт.

- Не думай, что палата смертная, - словно прочла его мысли Элла. - Нет у нас такой палаты. Умирают всюду. Или в живых остаются, уж кому как суждено. Эта, если хочешь знать, как раз живительная палата. И поменьше других, и под рукой все, что инфарктнику надо, у врачей на глазах все время. Через неделю или две переведут отсюда, больше держать не будут место понадобится. Странно, что вторая кровать другой день пустует. Атмосферное давление, видать, повышенное.

Андреас Яллак нехотя сделал несколько глотков.

- Если не будешь есть, глюкозу начнут вливать, а это куда хуже, Так что глотай, даже против воли, а глотай.

И Андреас глотал.