Капкан со всеми удобствами

К моему удивлению, Лешик вопросов не задавал. Мурлыкая что-то себе под нос, быстро наладил городскую телефонную связь, а затем долго возился с останками телефона, приговаривая: «Интересно… гм, интересно…» Выудив из общей кучки какую-то легкомысленную фигушечку, заявил, что это прошлый век, устаревшая модель. Я посмотрела на него с искренним уважением. Лицо подруги светилось гордостью. Взяв ключи от квартиры Анастаса Ивановича, они ушли, а я, подавив очередной всплеск совести, принялась за уборку и готовку, размышляя, что Наталья ухитрилась насочинять сыну?

– Мамуль! Не сердись, что не позвонила. Опять забыла зарядить телефон, – защебетала Алена сразу с порога. – И у меня «молния» у пальто разъехалась с зубчиками. И съезжаться желанием не горит. А самое главное – в нашем доме вчера какого-то бомжа убили. Ты не слышала? Может, врут?

Я честно призналась, что про убитого бомжа вообще в первый раз слышу, но дочь уже понеслась к телефону кому-то звонить.

– О! Фига себе? А где?.. Все понятно. Старый телефонный аппарат у нас спер бомж, а ты его догнала и шлепнула!

– Со смертью не шутят, – сухо осадила я дочь. – А телефон упал со стены и разбился.

Входная дверь опять распахнулась и впустила мужа и сына.

– А запах! – восхищенно заявил Славка, шумно втягивая носом воздух. Муж на запахи не реагировал. Такое очень редко, но бывает. Очевидно, операция прошла неудачно. – Ленка, убирай свою кошку! А то я голодный! И почему ты брату тарелку не дала? Да что вы все какие-то пришлепнутые? Ну отец, понятное дело, вымотался… Ленка! Что такое «рация Вивьенды»? Всю дорогу повторял – имя девицы понравилось.

– Зря старался. Скорее всего, это латинское выражение «ratio vivendi» – «смысл жизни».

– Ну так бы и говорили. Дурной народ – медики! И зачем им латынь? Напустят туману, наведут латинскую тень на рядовой плетень диагноза и балдеют от сознания того, что их никто не понимает… Ма! Мне побольше! Ну что вы все молчите?

– Садись и не вякай! Демагог, – осекла братика Алена. – У нас поминки. – Славка оторопел и шлепнулся на табуретку. – Наш телефон покончил жизнь самоубийством, – пояснила она, не меняя горестной интонации. – Добровольно откинул детали, вечная ему память!

Сын фыркнул:

– Надо же! Свершилось! Пусть помойка ему будет пухом! А я уж и вправду решил, что убитый фирмач имеет к нам какое-то отношение.

Славик и не подозревал, насколько прав…

Между детьми разгорелась перепалка по поводу общественного статуса покойного. Каждому нравилась своя версия. Я не стала принимать участия в обсуждении и поплелась жалеть Димку.

Вообще-то жалость на мужа действует, как красная тряпка на быка. Вот я, например: уловив соболезнование окружающих, начинаю чувствовать себя в десять раз несчастнее, но мне это одностороннее ощущение быстро надоедает, в результате начинаю жалеть людей, вынужденных жалеть меня. Ведь им тоже несладко. Сострадание рождает сопереживание. Коллективно переживать легче, чем одному. Поневоле отвлекаешься от себя, любимой. Жаль, не всем это удается. Димка любит страдать в одиночку. Душевно, не физически. Но если ему не мешать – потом не отмоешься от сравнения с забытой на месяц горбушкой черного хлеба.

Я вошла в спальню, освещенную слабым светом ночника. Вопреки твердо установленным правилам, непереодевшийся муж сидел на кровати. Сгорбившись и обхватив голову руками, он неотрывно смотрел на свои носки. Тихонько села рядом. За тюлевой занавеской были видны освещенные окна последних этажей соседнего дома. Там, за окнами, своя жизнь. И никому до нас нет дела. Мы чужие. Как же нам надо беречь свой маленький семейный мирок, дорожить тем ничтожно малым временем, которое отпущено каждому! Не будет кого-нибудь из нас, и этот, кажущийся незыблемым, а порой и слегка поднадоевшим уклад рухнет, сжав тебя в ледяных тисках одиночества. А напротив по-прежнему будут равнодушно светиться окна чужих людей…

Сидели мы долго. Несколько раз открывались и закрывались двери комнаты – дети выясняли обстановку. Наконец Димкина нога в черном носке, опираясь на пятку, стала вырисовывать на ковре подобие веера. Верный признак того, что скоро заговорит. Так оно и вышло:

– У Петровича дочь замуж выскочила…

– Надо же, какое несчастье! – на всякий случай сказала я. Хотя особого несчастья в этом не видела. Рано или поздно, но большая часть дочерей выходит замуж. А некоторые и не по одному заходу.

– У Петровича предынфарктное состояние…

– Ну прямо одно за другим! – Это известие я восприняла гораздо хуже, но подробностей не спросила. Нельзя перебивать мужа, когда он в таком настроении.

Петрович – первоклассный анестезиолог и Димкина правая рука. Только вот никак не разберу: предынфарктное состояние – это от счастья или наоборот. Скорее всего, наоборот. Петрович не очень обрадовался замужеству дочери, иначе бы мое первое восклицание Димка воспринял по-другому. Непонятно, почему такая запоздалая реакция? Целых полгода Юлька собиралась замуж, а до Петровича это дошло лишь сегодня.