Капкан на маршала

Отца Януш потерял ещё в тридцать девятом. Как только немцы вошли в Польшу. Тот был офицером-пограничником. Застава, на которой он служил, одной из первых попала под каток вермахта. Сестрёнка умерла год спустя от воспаления лёгких. А три месяца назад Януш потерял и мать во время бомбёжки. Бомба разрушила дом, в котором снимали угол остатки некогда весёлой, дружной семьи Краевских. С тех пор мальчишка прятался то в подвалах, то на чердаках, то в развалинах – где придётся, но ни разу не задерживаясь надолго в одном месте. Он боялся всех. Независимо от национальности. Все они – немцы, поляки, русские, чехи – были его врагами. Немцы постоянно отыскивали молодёжь для отправки в Германию. Януш дважды едва не попал в руки гестапо, чудом ноги унёс. Свои, поляки, выгоняли мальчишку с насиженных мест. А странная парочка, русский и чешка, отобрали у него куртку – единственное, что согревало по ночам, перед тем избив его. С той поры Януш стал крысой, опытной и ненавидящей. На поверхности улиц Януш появлялся только ночью, да и то моментальной вылазкой. За какие-то три месяца он научился бесшумно залазить в чужие квартиры, в которых его интересовали только еда и одежда. Ценностей мальчишка никогда не брал: он бы всё одно нигде не смог их обменять. В скором времени слухи о «продуктовом воришке» заполонили Варшаву. Воровать стало сложнее, но Януш всё одно находил выходы из положения. Теперь он стал забираться в квартиры не только нижних этажей, но и в форточки верхних квартир, с крыши. Для этого, дважды едва не сорвавшись, он научился пользоваться верёвкой не хуже опытного альпиниста. Но своему правилу брать только еду и одежду никогда не изменял. А потому поймать столь странного вора полиции было крайне сложно.

Но так долго продолжаться не могло. Родной город медленно, но уверенно превращался в мёртвые руины. Более-менее целых квартир, в которых бы жили состоятельные люди, то есть те, у кого имелась еда, становилось всё меньше. К тому же и найти приличное укрытие, в котором можно было бы безбоязненно пересидеть днём, становилось всё труднее. Пришлось выбираться за черту города.

Вот тот день, 29 июля, Януш искал себе новую нору и хоть какой-нибудь провиант. Он не ел уже трое суток. Последнее, что жевали слабые мальчишеские челюсти, была морковка, грязная и сморщенная, добытая им в подвале разрушенного дома.

Долго скитался беспризорник в тот день по развалинам некогда красивого, старинного пригорода столицы, названия которого он не знал. В конце концов уставшие ноги привели к почти полностью сохранившейся вилле. В подобных, более-менее целых, развалинах Януш предпочитал не задерживаться. Чаще всего такие дома, как подсказывал жизненный опыт, давно были облюбованы либо немцами, либо местной властью, либо какой-нибудь стаей таких же, как и он сам, «крыс». Ни от тех, ни от других, ни от третьих добра ждать не приходилось. Но есть очень хотелось. Желудок болью требовал кинуть в него хоть что-нибудь. И мальчишка, заглушив в себе страх, решил рискнуть.

Где перебежками, где ползком по битому кирпичу соседних развалин он пробрался к дому, через выбитое окно проник вовнутрь. Осмотрелся. Лестница на второй этаж. Там делать нечего. Разве что отдохнуть на чердаке. Но нельзя – можно попасться. А прыгать со второго этажа на битый кирпич – ноги сломаешь. Верная смерть. Нет, нужно быстро отыскать кухню и бежать отсюда как можно скорее.

Януш кинулся в одну комнату. Кресла, сломанная мебель, рояль. Всё не то. Даже одежды нет. Где еда? Вторая комната. Тоже не то. Кладовая. Пусто. Видимо, очистили ещё до него. Так, а в этой комнате что? Кухня!

Хруст битого стекла под чужой ногой, за спиной, заставил мальчишку остолбенеть. Острый, подростковый кадычок на тонкой шее нервно дёрнулся.

– Обернись. – Голос с акцентом. Немцы.

Януш, сжавшись, втянув в плечи голову, медленно развернулся. Фашист был один. Офицер. В фуражке с высокой тульей. В форме мышиного цвета. В начищенных сапогах. Сытый. Тщательно выбритый. Пышущий ароматом дорогого одеколона. Именно запах одеколона лишил мальчишку сил и надежд. Таким дорогим одеколоном некогда пах его папа. Голова закружилась. Ноги подогнулись сами собой.

Мальчишка стянул с головы рваную кепку, которую нашёл неделю назад, и упал на колени.

Офицер обошёл беспризорника со всех сторон, внимательно изучая бездомного бродягу. Снова встал напротив мальчишеского лица.

– Что ты здесь делаешь? – акцент немца неприятно резал слух.

– Ищу еду, – честно признался Януш.

– Здесь ничего нет.

– Я в этом уже убедился.

– Ты один?

– Да.

– Не врёшь?

Януш отрицательно мотнул головой.

– Где твои родители?

– Погибли. Я сирота.

– Почему ползаешь здесь… как это сказать… в одиночестве? Где твои друзья?

– Мне не нужны друзья.

– Тебе нравится быть одному?

Януш промолчал. Он никак не мог понять, что от него хочет немец. Другой бы на его месте достал пистолет и пристрелил воришку. А этот – нет, всё что-то тянет. Вон как таращится своими бельмами белёсыми.

– Сколько тебе лет?

– Двенадцать.