Капкан для МI6

— Что все это значит? — громким шепотом повторила она. — Для чего все это? Адвокат сказал, тебя подозревают в превышении должностных полномочий. Я не понимаю. Ты воровал?

— Не говори глупостей! Ни о каком воровстве не идет речи. Это же все для вас — для тебя и детей…

— А ты спросил нас? Нужно ли нам это? Что теперь? Ты будешь сидеть? А мы? Я не работаю! Об этом ты подумал?

— Тамарочка! Все уладится…

— Вот уж не надейся, — зло рассмеялась жена. — Он сказал, что ничем не поможет. Как бы еще хуже не стало… Вот тут вещи.

Конвойный забрал пакет.

— Тамарочка, все равно. Все будет хорошо. Я никогда тебя не обманывал, ты ведь знаешь… — Дедов заискивающе пытался взглянуть ей в глаза. Но она не смотрела на него.

— Ни я, ни дети не имеют отношения к твоим махинациям. И к тебе тоже…

Тамара повернулась и устремилась по коридору прочь. Дедов с трудом стоял на ногах…

«Лавина все-таки обрушилась ему на голову, догнала его, — подумал Ермилов, вспомнив свою вчерашнюю ассоциацию, посетившую его при первом допросе Дедова. — Вот это женщина! Не хотел бы я такую жену. Двумя-тремя фразами разорвала Юру похлеще давешнего взрыва. Мысль о взрыве напомнила о Егоре. — Надо доложить о случившемся Карпенко и ехать в больницу. Может, необходимы лекарства, кровь? Какая у него группа крови?»

Дедова увезли. Допрашивать его не было ни желания, ни времени, да и не о чем пока — надо собраться с мыслями.

Карпенко неистовствовал:

— Что все это значит? Кто пронес в прокуратуру взрывчатку?

Олег коротко объяснил и добавил:

— Криминалист забрал контейнер, но выразил большие сомнения, что при той температуре плавления, при которой пусть и тонкие стенки металлической коробки покоробились, останутся следы содержимого. Впрочем, он обещал поколдовать над ящичком. Его заинтриговала вся эта эпопея со взрывом, дымом и высокой температурой увеличившейся за несколько секунд.

— Думаешь, это контейнер Дедова? Нам удастся вменить ему то, что он покалечил нашего сотрудника?

— Он заранее предупредил, что контейнер ему не принадлежит. При свидетелях. Тут не подкопаешься. К сожалению, это тупик. А вот деньги очень кстати.

— Почему он не отказался от денег? Мог как и про контейнер сказать, мол, не мое.

— Думаю, обсудил с адвокатом. Купюры новые, отпечатки наверняка есть. Зачем отрицать очевидное. Но в случае, если он откажется от показаний… Я отдал деньги криминалистам. «Пальчики» Дедова тоже откатали. Поеду в больницу.

— Погоди, — Карпенко снял трубку телефона и попросил: — Света, соедини меня с Институтом скорой помощи Склифосовского.

Переговорив со справочной, Виталий Романович улыбнулся:

— Состояние стабильное. Ничего не нужно — ни лекарств, ни крови. Навещать пока нельзя — он в реанимации, но завтра уже, вероятно, переведут в общую палату. Сообщи его родственникам. Как только будет можно, надо конечно навестить. Попрактиковался парень, — покачал головой Карпенко. — Наверное, напрочь отобьет охоту работать в прокуратуре.

* * *

Кипрские ночи очень темные. Никосию окутала духота. Словно и не приближалась осень с дождями и ветрами. Днем на побережье уже штормило, ветер гудел, подгоняя рассыпанные по барашкам волн разноцветные паруса виндсёрферов. Вода в море сильно посвежела, но в кипрской столице летний жар затаился, словно в своей берлоге залег на зимнюю спячку.

В вестибюле посольства горел тусклый свет. Снаружи периметр охраняли местные полицейские. В дежурке пахло кофе и бубнил маленький телевизор. Дежурило двое пограничников. Один — постарше, капитан, с сухощавым лицом, с богатыми усами и с продольными морщинами по щекам, другой — помоложе, высокий, чуть полноватый, загорелый до красноты — сразу видно недавно приехал и дорвался до солнца.

— Слыхал, нашего торгпреда посадили? — молодой переставил автомат Калашникова со стула на пол.

— Да мало ли кто чего болтает. И ты, Женька, не болтай. Вон по телеку передают, что Гусинского в розыск объявили, так что, думаешь, поймают? Держи карман шире.

— Но наш-то, Дедов, не Гусинский. Рангом пожиже. Я когда приехал, он с семьей уезжал. Видел его. По-моему, подкаблучник. Жена такая расфуфыренная. Что он мог натворить, что арестовали, лишили дипломатической неприкосновенности?

— Как известно, в тихом омуте… — капитан привычно пробежал глазами по мониторам.

Вдруг экраны один за другим начали гаснуть.

— Что за… — выругался охранник.

Но следом за камерами и мониторами погас телевизор и все электричество в здании посольства. Мельком глянув сквозь бронированное стекло дежурки, он заметил, что погасли и уличные фонари и вроде бы вся улица погрузилась в темноту. Это успокаивало — значит, отключение городское, скоро его исправят и нет неполадок в самом посольстве.

— Сейчас движок включится. Он на автомате стоит.

Но дизель, находящийся во дворе, молчал. Он хоть и был со звукоизоляцией, однако в дежурке его услышали бы.

— Блин, я же позавчера его проверял. Солярки под завязку! Пойду посмотрю. Попробую запустить вручную. Сиди здесь, смотри в оба.