Капитаны ищут путь

И еще одна разительная примета коралловых островов: все они атоллы, все коралловые кольца, внутри которых всплескивают мелководные лагуны. Одни лагуны казались с борта «Рюрика» темно-синими, другие отливали темной зеленью. При сильном накате океанский вал расшибался о рифы, и тогда над лагунами проносилось радужное облако водяной пыли.

Вот о таких днях мечтал лейтенант и кронштадтской осенью, и архангельской зимою, и в светлую весеннюю пору, когда на абоской верфи достраивался «Рюрик». И лейтенант действительно не променял бы свои открытия на «все сокровища мира».

Коцебу знал, что еще не один и не два острова можно сыскать в здешних широтах. Он достал из резного шкафчика Крузенштернову инструкцию, пробежал знакомые едва ли не наизусть строчки:

Двукратное через все Южное море переплытие корабля в разных совсем направлениях бесспорно послужит к немалому распространению наших познаний о сем великом Океане, равно как и о жителях островов, в величайшем множестве здесь рассеянных.

Двукратное переплытие… «Рюрик» еще вернется в южные широты. А теперь, теперь туда, где в холодной мрачности лежат угрюмые мысы, обглоданные злой волною.

Глава 7

БОЛЬШИЕ ОЖИДАНИЯ

Стокгольмские купцы подвели Коцебу: медные листы, поставленные шведами для обшивки брига, за год плавания прохудились.

Медные листы «Рюрику» отдала «Диана», знаменитый корабль Василия Головнина. Ветхий шлюп давно стоял на мертвых якорях в Петропавловской гавани; с приходом «Рюрика» его час пробил.

Исправляли «Рюрик» без малого месяц. Пора было приступать к поискам Северо-западного прохода, тихоокеанского начала заветного пути. Все, кажется, было хорошо: бриг починен, запасы пополнены, найден алеут-переводчик.

Хмур и озабочен один лишь доктор Эшшольц. Он заходит в каюту и плотно затворяет дверь. Беседа у него с капитаном невеселая. Доктор уверяет, что лейтенант Захарьин плох, надо оставить Ивана Яковлевича на Камчатке.

Захарьин и впрямь давно и круто занемог. Правда, в дни бразильской стоянки ему несколько полегчало, но потом он почти уж не подымался.

Коцебу сознавал, каково ему будет с одним офицером. Отныне начальнику экспедиции, у которого и без того хлопот с избытком, придется попеременно с Шишмаревым править вахты. А разве по-настоящему исследуешь Берингов пролив, коли один из них всегда должен быть на бриге? Обидно и за Ивана Яковлевича, обидно за товарища. Ведь еще гардемарином познал боевые схватки в Дарданеллах и при Афоне, куда ходил на фрегатах эскадры адмирала Сенявина. Пуля не достала, ядра не тронули, а тут, видишь ты…

Коцебу послал за Шишмаревым. Бодрый, свежий, в обычном своем ровном расположении духа, явился круглолицый Глеб. Выслушав капитана, помрачнел:

– Эх, Иван, Иван… – И, помолчав, припечатал ладонью об стол: – А нам, друже Отто, никак нельзя отступать. Вдвоем так вдвоем! Помнишь кадетскую присказку? Жизнь – копейка, голова – ничего. Полагаю, простимся с Иваном – и в путь-дорогу, была не была!

Бухту на северо-западном берегу Америки капитан называет именем Шишмарева, а островок в горле бухты – именем путешественника и гидрографа Гаврилы Сарычева [Названия сохранены на современных картах].

«Рюрик», как привязанный, держался поблизости от берегов. Офицеры и ученые прилипли к правому борту. Малейшая излучина – екают сердца: кто поручится, что здесь, именно здесь не отворяются ворота Северо-западного пути? Ведь Джеймс Кук сих мест не исследовал.

И в первый августовский день подзорные трубы тоже были обращены к берегу. Как позавчера, как давеча, владело людьми напряженное ожидание. И еще до полудня в какую-то ослепительную минуту все они увидели внезапный поворот береговой черты.

«Рюрик» ложится на другой галс. «Рюрик» бросает лот. «Рюрик» движется. Ба! Что это? Проклятый ветер слабеет, паруса вянут. Прикусите язык, ребята, бранью не пособишь… Совсем заштилело. Делать нечего – отдавай якорь, жди у моря погоды.

Но Коцебу невтерпеж. Спускайте шлюпку. Живо! Вот так. Загребные навалились, еще навалились, ну, не жалей силушки, по чарке лишней в обед. Живо, живо!

Капитан махом, на одном дыхании взлетает на высокую скалу. Стоп! Спокойно, спокойно. Осмотрись внимательно, Отто. Господи, радость какая: насколько глаз хватает, простирается водная гладь; мягко, в четверть силы, солнце бьет сквозь плотные тучи, и гладь эта тоже мягкая, светло-серая, светло-свинцовая.

Капитан снял фуражку. Пролив или бухта? Бухта или пролив? Он глядел на эту землю. До горизонта тянулись скучные топи, озера были как блюдца, блестели изгибы речки. Тишина. И в тишине комариный стон.

Спустившись со скалы, Коцебу хотел продолжить шлюпочное плавание, но матросы указали на восток. Оттуда летели байдары; в каждой туземцы с копьями и луками. На носу байдар торчали длинные шесты с лисьими шкурами.