— Кухня у нас на первом этаже, прямо под лестницей. Очень удобно, не находите? Разве ж это хорошо, когда кухня рядом? Я вам отвечу. Нет, не хорошо. Но ежли кухня на первом этаже, ви представьте, сколько раз за день вам придётся ходить вверх-вниз. А шо может быть лучше, чем спортивная ходьба? Как говорила покойная Рахиль Абрамовна — шоб вас не разнесло, не кушайте после шести, и не курите возле бензоколонки! Но ви имейте в виду, лучше готовить с вечера, потому шо утром это не кухня, а Красная площадь, на которой не протолкнуться.
— Да, да…Спасибо большое…– Я от нетерпения переминался с ноги на ногу, всем своим видом намекая тете Мире, что все очень, конечно, замечательно, но не пора бы ей свалить?
Обстоятельства, в которых я оказался, требовали срочного осмысления. С самых первых минут, когда открыл глаза в той подворотне, у меня вообще не было возможности спокойно оценить случившееся. А мне надо! Надо решить, как вести себя дальше. Остаться здесь на месте или… Или что? Бежать в ближайшую церковь и просить сеанс экзорцизма? Так же вроде лечат одержимых. Только у меня ситуация другая. Я вообще ни в кого не собирался вселяться и более того, с огромным удовольствием выселился бы обратно.
— Исче, имейте в виду, моя Циля готовит щикарные лепешки. И риба! Циля готовит щикарную рыбу. Берет ее на рынке, она всегда там свежая. Такая свежая, шо если ви сделаете ей искусственное дыхание она поплывёт.
— Буду иметь в виду. — Ответил я хозяйке комнаты, при этом уже откровенно уставившись на выход. Просто переводил взгляд туда-сюда. Тетя Мира — дверь. Дверь — тетя Мира.
Однако либо эта женщина не понимала намеков, либо ей что-то было от меня нужно.
— А! Черт! — Я легонько стукнул себя ладонью по лбу. — Оплата…
Легонько, потому что, ну его на хрен. Пока еще непонятно, почему мое сознание находится в этом Волкове. Вдруг, одно неловкое движение и со мной произойдёт что-то еще более страшное. Хотя, казалось бы, куда страшнее…Но все равно, лучше не рисковать.
— Вам же нужно денег за комнату…– Я покрутил головой, соображая, куда положил тоненькую стопку купюр, врученную мне Сиротой.
Тут, конечно, надо отдать должное майору. Когда было решено, что отправлюсь я не на служебную жилплощадь а к тете Мире, он вынул из сейфа, стоявшего прямо там, в кабинете, деньги. Морщился, вздыхал, даже, кажется, тихо и тоскливо постанывал, но в итоге все-таки решительно протянул их мне.
— Держи, капитан. У тебя, наверное, сейчас в карманах грустно, как опосля похорон. А нам надо, шоб ты производил впечатление человека небогатого, но желающего иметь крепкие связи с деньгами. Да и вообще… Ежли все получится, тебе придется наведаться в некоторые места, посветить своим портретом.
Я майора почти не слушал, потому что с удивлением рассматривал купюры. Это были не рубли, а червонцы. То есть в полном смысле слова. На банкнотах значилось именно данное слово. К примеру, сверху лежал «1 червонец».
— Ну, шо ты их разглядуешь? На, бери. Не время сейчас для твоей совести. Ежли все пойдёт как по маслу, сполна отработаешь. — Майор настойчиво потряс деньгами перед моим носом.
Он, видимо, решил, будто я, как настоящий советский офицер, стесняюсь брать чужое. А я как бы не стеснялся. Я не мог понять, что с этим делать. И где, блин, рубли? Были же рубли! Я точно знаю, в Царской России — царские рубли. В советской — советские. Первый вариант, лично, конечно, не видел, а второй был в моем очень раннем детстве, но однозначно помню, мама тратила рубли. Куда мне эти червонцы? Однако стоять и бесконечно тупить тоже вариант не особо хороший. Меня так либо окончательно в идиоты запишут, решив, будто и правда контуженный. Либо начнут подозревать в чем-то более страшном.
— Спасибо. — Скромно сказал я, а потом забрал стопку купюр, свернутых пополам, у майора.
— Да, и от меня… На! Думаю, пригодиться. — Сирота сунул руку в карман кожанки, вытащил небольшую горсть монет, а затем ссыпал их мне в ладонь.
Монеты я положил в карман брюк, деньги, вроде, планировал определить в чемодан. Все-таки чужое добро надо хранить бережно. Но именно в этот момент как раз снова явился Гольдман, вызвав у майора своей физиономией приступ натурального бешенства.
Да еще параллельно с орущим на Гольдмана майором, Лиходеев начал причитать прямо в мое ухо, как сильно он сожалеет, что жить мы будем не вместе. Потому что он уже видит во мне настоящего друга и боевого товарища. И вот куда я на фоне этой бестолковщины дел банкноты, хоть убейся, не мог сейчас сообразить. В чемодан, все-таки?
Я на всякий случай похлопал по карманам пиджака. Ожидаемо пусто. Даже свое удостоверение еще в кабинете переложил в более надёжное место. В нагрудный карман. Значит, чемодан…
Я в несколько шагов оказался рядом с кроватью, на которую, едва мы с хозяйкой вошли в комнату, бросил это облезлое чудо советской промышленности. Щелкнул замочками, открыл крышку, посмотрел на стопку вещей. Денегами тут и не пахло. Ну, наверное, просто сверху не мог оставить, не дурак же. Черт… Башка вообще не соображает, если честно…Я приподнял свернутые брюки и…