— Сейчас ничего нет, кроме кислого молока, милостивая госпожа.
— Так несите живее хоть его, негодные рабы!
Потом, показав своему гостю в очаровательной улыбке два ряда ослепительно белых жемчужных зубов, она сказала ему:
— Здесь, как видишь, ничего нет, зато в замке я угощу тебя, мой прекрасный рыцарь, чем-нибудь получше, так что, надеюсь, ты не скоро пожелаешь покинуть мой гостеприимный кров.
Опустившись затем в самой грациозной и кокетливой позе на диван и подложив себе под затылок руку, утопавшую в роскошных волнах черных волос, она продолжала свои расспросы:
— Ну, что поделывает Мулей-Эль-Кадель в Фамагусте?
— Отдыхает и оправляется после полученной им раны. Гараджия мгновенно вновь вскочила на ноги с видом пораженной в самое сердце львицы и обожгла свою собеседницу молниеносным взглядом.
— Так он был ранен! — вскричала она. — Кем же?
— Одним христианским капитаном на поединке.
— На поединке?.. Дамасский Лев, доблестнейший из всех наших славных витязей, был ранен на поединке?.. Это невозможно!
— Однако это верно.
— И ты говоришь, его победитель христианин?
— Да, молодой христианский капитан.
— Что же это за искусный человек, да еще молодой? Уж не сам ли это бог войны? Ах, как бы я желала видеть этого удивительного воина! — вскричала Гараджия с пылающим лицом.
— Что за удовольствие видеть христианина, госпожа? Как правоверной магометанке это тебе даже грешно, — подзадоривала пылкую турчанку герцогиня.
— Ах, не все ли равно, какого он вероисповедания, раз он такой герой, что мог одолеть непобедимого Дамасского Льва!
Гараджия не заметила, как иронично усмехнулась переодетая венецианка. Беспокойно топчась на одном месте, нервно играя рукояткой своей сабельки, она несколько времени пристально разглядывала свою собеседницу с такой бесцеремонностью, точно это была кукла, а не живой человек. Потом с обычной своей живостью и необдуманностью вдруг кокетливо спросила:
— А ты, мой прекрасный рыцарь, не герой? Пораженная такой наивностью, герцогиня сначала не знала, что ответить, но через минуту сказала:
— Если у тебя, госпожа, в твоем замке найдется двое искусных бойцов, которые не побоятся померяться со мной, то я готов выступить против них обоих.
— Ого! — вскричала турчанка. — Даже сразу против двоих?.. Не знаю, право, кого выбрать?.. Нужно попросить Метюба, может быть он согласиться вступить с тобой в поединок, — прибавила она после некоторого раздумья.
— Кто этот Метюб?
— Самый храбрый боец во всем нашем флоте. Мулей-Эль-Кадель мог бы потягаться с ним.
— Я во всякое время готов доказать тебе свое умение владеть оружием, госпожа, — стараясь разыгрывать галантного кавалера, сказала герцогиня.
Гараджия снова впилась своими огненными глазами в ее прелестное и энергичное лицо.
«Хорош и храбр! — подумала она про себя. — Что в нем перевешивает — храбрость красоту или красота храбрость?.. Впрочем, я скоро узнаю об этом».
В это время невольники внесли на золотом подносе два небольших серебряных блюда с кислым молоком.
— Прошу тебя, эфенди, довольствоваться этим скудным угощением в ожидании лучшего в замке, — с любезной улыбкой проговорила молодая турчанка, когда поднос был поставлен на вычурный столик, придвинутый к дивану. — Ты непременно должен пробыть у меня несколько дней, потому что мне нравится твое общество.
— А Мулей-Эль-Кадель?
— Подождет! — с легким оттенком пренебрежения сказала турчанка, садясь рядом с заинтересовавшим ее гостем.
— А, может быть, ты будешь настолько любезна, что исполнишь просьбу сына мединского паши? — лаская ее взором, спросила герцогиня.
— Исполню, все исполню, что только могу, поспешила ответить Гараджия. — Говори, что тебе угодно, эфенди.
— Я бы желал видеть виконта Ле-Гюсьера. Или это невозможно теперь?
— Сейчас невозможно, потому что сегодня утром я отправила его далеко отсюда, на один из прудов, о котором мне донесли, что он особенно изобилует пиявками.
— И он там сам ловит пиявок? — допытывалась герцогиня, с трудом скрывая обуявший ее ужас.
— Нет, он только присматривает за ловцами. Не бойся: Мулей-Эль-Кадель и Мустафа не найдут его чересчур истощенным. Этот франк заинтересовал меня более остальных пленников, несмотря на то, что и он христианин. Он имеет возможность дать за себя богатый выкуп, а лишним золотом не пренебрегаю и я… Что же ты не кушаешь, мой прекрасный рыцарь? Разве ты не любишь этого кушанья?
Герцогиня поспешила опорожнить предупредительно пододвинутое ей хозяйкой блюдо.
— Вот и отлично, — одобрила Гараджия, поднимаясь с места. — Теперь мы можем и отправиться. В замке нам будет лучше, чем в этих смрадных болотах.
— Воля женщины — закон, как говорят западные кавалеры, — сказала герцогиня, следуя ее примеру.
Турчанка сначала призадумалась над этими словами, потом вдруг спросила:
— Разве ты бывал в христианских странах, эфенди?
— Бывал, госпожа. Мой отец пожелал ознакомить меня с Испанией, Францией и Италией.
— С какой же целью?
— С целью подробного изучения искусства тамошних рыцарей владеть оружием.
— Следовательно, ты хорошо умеешь владеть и христианским оружием?