Капитан Т.Т. Трезоров

В лагере мы осваивали полеты на учебных летательных аппаратах, типа авиеток, применяя на практике полученные в академии теоретические знания. Работать и летать было очень интересно, мы по тысячу раз собирали и разбирали до последнего винтика эти авиетки и другие летательные аппараты. В основном нам приходилось общаться и находиться под строгим наблюдением электронных преподавателей, но иногда встречались с живыми людьми, в основном с инженерами и техниками, которые обслуживали авиатехнику и научную аппаратуру учебного лагеря. Один вечер мы даже провели у ночного костра, разговаривая с этими людьми. Много интересного и забавного мы слышали о выпивках, а однажды перед отбоем нам даже предложили распить вместе с ними некой "горючей жидкости", которая отдавала запахами различных масел и керосина. Эту "горючку" получали из денатурата, выделявшегося для технических целей — на протирку и очистку деталей двигателей. Денатурат прогоняли через сложную систему простых и электронных фильтров и получали "чистейшей слезы", как говорили наши знакомые техники, лекарство. Нам предложили громадную дозу этого лекарства — целый граненый стакан, такого сосуда мы в жизни ранее не видели, но остались живыми. Голова на следующий день раскалывалась от боли и нам не хотелось вообще просыпаться и открывать глаза. Но в течение этого дня меня с Белояром не укусила ни одна мошка, хотя простым глазом было видно, как рой мошки устремился к нам, когда утром мы вышли из палатки, в которой обычно ночевали. Как только мы с Белояром сделали первый выдох, как рой, намертво и со скрипом затормозив, замер на месте, а отдельные представители роя попадали на землю. От запаха, хлынувшего из наших ртов, они падали в обморок. Замерший было на месте рой мошки, немного поколебался в нерешительности, а затем стремительно развернулся и полетел в другую сторону, видимо, обнаружив еще одну жертву не с таким отвратительным ароматом изо рта.

Это приключение напоминало нам, что в природе еще сохранились великие тайны, недоступные человеческому разуму. Иначе, почему же тогда мошка отказалась закусить мной с Белояром тем утром?!

Что касается Трезора, то мошка принципиально не замечала и не приближалась к нему ближе, чем на десять метров. Время летней практики в лагере стала для него порой большой свободы и таежной охоты. Часто вместо того, чтобы бежать с нами утренний кросс, он, не таясь от других глаз, улепетывал без задних ног в тайгу и не возвращался до поздней ночи, а иногда пропадал там по несколько дней.

Однажды он исчез в тайге на целых три дня, электронный преподавательский состав проявил серьезную обеспокоенность по этому поводу. Только устойчивый прием сигнал с укрепленного на четвероногом друге маячка, который сообщал, что наш герой жив, помешал им поднять общую тревогу и начать поиски Трезора в тайге. Мы же с Белояром сохраняли абсолютно спокойствие, так как были прекрасно осведомлены, что Трезор мотал в тайгу не для того, чтобы отрабатывать курс "выживания в тяжелых условиях тайги одиночного бойца сил специального назначения Военно-Космических Сил", как думали и полагали наши не живые преподаватели. Чтобы не потерять своего искателя приключений, на его ошейник и портупею помимо датчика-маячка повесили минивидеокамеру. Каждый вечер с того времени мы с Белояром с громадным интересом наблюдали, как Трезор крутит любовь с молоденькой волчицей, которой от силы было три-четыре месяца. Эту волчицу Трезор спас от охотников — контрабандистов в первый же день нашего появления в учебном лагере, три дня он ее прятал в подсобном помещении нашей палатки, пока пьяные охотники пытались разыскать свою волчицу. Этот хитрющий ловелас, обведший вокруг пальца контрабандистов, хотел поступить с нами, как с лохами из провинции, но не на тех нарвался. Мы собственными глазами видели, сколько продуктов этот шельмец перетаскал своей возлюбленной в эту подсобку. На завтрак, обед и ужин нам оставался только один зеленый чай в пакетиках, видимо, волчица не очень любила зеленый чай, да и пара черствых плюшек.

Но, следуя девизу "друг нашего друга, наш друг", мы терпеливо сносили исчезновения нашего мохнатого друга и полуголодное существование.

Не смотря на все приятности и благости лагерной жизни, мы с нетерпением ожидали приказ командования о возвращении на базу, в родные пенаты.

По возвращению в академию, из бумажки, приклеенной на дверь нашего жилого сектора, мы узнали о присвоении нам первых воинских званий — я стал гранд-сенржантом, Белояр стал штаб-сержантом, а Трезору присвоили чин капрала собачьих сил специального назначения.