Капитан разведки

– Клятвы прибереги для Страшного суда. Возможно, они произведут впечатление на небесных заседателей. Что касается меня, – Хват сунул в рот травинку, – то я лучше прочту тебе лекцию на тему «Спасение утопающих – дело рук самих утопающих». – Грызя стебелек, он скучно продолжал: – Провалившись в болото, не нужно поддаваться панике, делать резкие движения. Необходимо осторожно, опираясь на лежащий поперек шест, подтянуться и, приняв горизонтальное положение, отползти от опасного места. Если по болоту передвигаются несколько человек, рекомендуется держаться ближе друг к другу, чтобы иметь возможность в любую минуту оказать помощь товарищу.

– На кой хрен ты мне это рассказываешь? – забулькала голова Антоненко, похожая на баскетбольный мяч, вывалянный в грязи и облепленный тиной.

– Просто пытаюсь облегчить твою участь. – Хват заменил измочаленную зубами травинку на новую. – Ты меня хорошо слышишь? Продолжаю… Убедившись в невозможности пройти или обойти опасные участки, можно набросать немного веток, положить крест-накрест несколько жердей или связать мат из камыша, травы, соломы и по этому настилу перебраться через такие участки.

– Ты должен мне помочь! – завопил Антоненко.

– Вздор. Я тебе ничего не должен.

– Разве тебе не нужны эти чертовы трубки?

– Те, которые возле мифического самолета? Нет.

– Хорошо, я сосредоточусь и вспомню. Но сначала вытащи меня. Я… – Антоненко хлебнул грязной жижи. – Я погибаю.

– Ох, нелегкая это работа… – произнес Хват с чувством.

– Помо… бурллл…

– …тащить из воды бегемота…

– Помоги же!! – взмолился Антоненко, с трудом приподняв разинутый рот над поверхностью трясины. – Я все отдам… Забир… бурлл!..

– Где? – коротко спросил Хват, глядя в вылезшие из орбит глаза утопающего.

– В лаг-хх-рр…

– В лагере?

– Да-ррлл…

– Ладно, проверим.

Проворно вскочивший Хват навалился на заранее облюбованное деревце и стал ждать, пока пальцы несостоявшегося утопленника покрепче вцепятся в склонившиеся к нему ветки.

* * *

Бывший пионерский лагерь под Электрогорском был почти безлюден, если не считать двух человек, сидящих на траве заброшенного футбольного поля. Тот, что в джинсовом костюме, разговаривал по мобильному телефону. Рука, сжимающая трубку, выглядела так, словно побывала в пасти дикого зверя. Но, похоже, боль не беспокоила мужчину. Он улыбался.

Его спутник был одет неизвестно во что, потому что его с ног до головы покрывал слой засохшей грязи. Кое-как отмытое лицо смотрелось на этом фоне посмертной маской. Но мужчина был явно жив, в отличие от многих своих приспешников.

Над их валяющимися поодаль трупами вились первые мухи и осы. В кустах шебуршали то ли одичавшие собаки, то ли кошки, но приступить к пиршеству пока что не решались – ждали ночи, потому что в лунном свете легче заниматься тем, чего не сделаешь на ярком солнце.

Антоненко, тот самый грязный человек с серой маской вместо лица, прислушивался не к шуршанию листьев и не к гудению насекомых, а к телефонному разговору Хвата с невидимым собеседником. Тем более что речь шла как раз о нем и его дальнейшей судьбе.

– Да, Петр Ильич, – кивал Хват, – товар собственными глазами видел и даже щупал. Только там не триста единиц, а все пятьсот.

– Четыреста пятьдесят, – подсказал Антоненко.

– Говнюк говорит: четыреста пятьдесят, – сказал Хват в трубку. – Он полагает, что все предусмотрел, этот говнюк. Те спецы, которые радиодетонаторы мастерили, были в том же подвале и похоронены. Цех демонтирован, ни одной лишней детали не осталось. Этот говнюк полагал, что все предусмотрел. А теперь сидит рядышком, утирает сопли, воняет на всю округу и мечтает о побеге.

– Я не собираюсь убегать, – воскликнул Антоненко.

– Извините, Петр Ильич, – обратился Хват к невидимому собеседнику, – но говнюк все-таки решился. Пустился наутек, пока я с вами разговаривал… Нет, Петр Ильич, живым его взять не удастся… Нет… Нет… Извините, вынужден прервать разговор. Начинаю преследование.

С этими словами он отключил телефон, сунул его в карман и внимательно посмотрел на пленника:

– Ну что? Попытаешь счастья?

– Какого счастья? – насторожился Антоненко. – Никакого счастья мне не надо. В смысле, убегать я не стану, не надейся.

– Станешь, говнюк, станешь. Потому что это твой единственный шанс. Последний. Видишь вертолет?

– Вижу. И что с того?

– Ты ведь запомнил, как им управлять, верно?

– Примерно. Но вряд ли я готов к самостоятельному полету.

– Сейчас проверим, – сказал Хват. – Иди и садись за штурвал. У тебя последний шанс, у меня последний патрон в стволе. – Он взмахнул пистолетом. – Все по-честному.

– Но ты же выстрелишь в меня! – выкрикнул Антоненко, лихорадочно обдумывая неожиданную перспективу.

– Не раньше, чем вертолет оторвется от земли, – заверил его Хват.

– А если он не оторвется?

– Тогда пристрелю тебя на земле. В упор. Так что советую не кочевряжиться.

– У меня не получится!

Ответом было красноречивое движение пистолетного ствола, указавшего Антоненко путь к вертолету.