Капитан Поль

Все эти приказания были исполнены словно по мановению волшебной палочки, и корабли оказались как бы связанными железными узами; пушки, стоявшие на носу и еще не стрелявшие, загремели и подмели неприятельскую палубу залпом картечи; потом раздался последний страшный крик:

— На абордаж!

Подкрепляя слово примером, капитан «Индианки» бросил свой рупор, ставший теперь бесполезным, накрыл голову каской, застегнул ее под подбородком, взял в зубы кривую саблю, что была у него на боку, и бросился на бушприт, чтобы оттуда соскочить на корму неприятельского судна. Однако, несмотря на то что все эти приготовления Поль проделал так же быстро, как гром следует за молнией, не он первый очутился на борту «Дрейка»: там уже был молодой пленник, тот, что стоял у бизань-мачты. Скинув с себя верхнее платье и схватив топор, он впереди всех бросился навстречу смерти или победе.

— Вы не знакомы с дисциплиной у меня на борту, сударь! — сказал ему Поль, засмеявшись. — Раньше меня никто не смеет ступить на неприятельский корабль; на этот раз я вам прощаю, но впредь прошу этого не делать!

В ту же минуту с бушприта, с бортовых сеток, с концов рей, с абордажных крюков, со всего, что могло служить опорой для прыжка, матросы «Индианки» стали падать на палубу, как спелые плоды с дерева. Тут англичане, отступившие к носовой части корабля, демаскировали каронаду, которую они успели повернуть. Сноп огня и чугуна пронесся сквозь толпу нападающих. При этом едва ли не четвертая часть экипажа «Индианки», бранясь или вопя от боли, легла на вражескую палубу… Но громче стонов и проклятий раздался крик капитана:

— Все, кто жив, вперед!

Тут началась ужасная свалка, всеобщий рукопашный поединок; гром пушек, стрельба мушкетонов, треск гранат — все прекратилось, и в дело пошло холодное оружие, беззвучное и надежное, особенно у моряков, которые оставили себе для этой борьбы наследство гигантов, изгнанных уже несколько веков назад с полей наших битв. Это топоры, которыми моряки разносят друг другу головы; тесаки, которыми они распарывают грудь неприятелю; широкие пики, которыми они его пригвождают к обломкам мачты. Лишь временами в безмолвной резне раздавался одинокий пистолетный выстрел, словно стыдящийся нарушить эту ужасную резню. Рукопашный бой, где все настолько перемешалось, что описать его невозможно, продолжался с четверть часа. Наконец английский флаг спустился, экипаж «Дрейка» бросился через люки в батареи и в трюм, на палубе остались только победители, раненые и мертвые. Капитан «Индианки» стоял в группе своих матросов, поставив ногу на грудь неприятельского командира; справа от него был лейтенант Вальтер, а слева — молодой пленник в окровавленной рубашке: он тоже завоевывал победу.

— Теперь все кончено, — сказал Поль, подняв руку. — Кто осмелится нанести еще хоть один удар, будет иметь дело со мной! — Потом, протянув руку своему молодому пленнику, он добавил: — Сударь, вы мне расскажете сегодня вечером вашу историю, не так ли? Чувствую, что здесь какие-то гнусные козни. В Кайенну ссылают только подлых преступников, а вы так храбры, что не можете быть подлым…

IV

Через полгода после событий, о которых мы только что рассказали, в начале весны 1778 года, почтовая карета, запряженная парой сильных, но усталых коней и снизу доверху покрытая пылью и грязью, свидетельствующими о долгом пути, медленно ехала по дороге из Вана в Оре. Путешественник, трясшийся в ней по глубоким колеям проселочной дороги, был наш старый знакомый, граф Эмманюель, кого мы видели в самом начале нашего повествования на молу Пор-Луи. Он спешил из Парижа в старинный замок своей семьи, о которой настало время дать несколько более точные и более обстоятельные сведения.

Граф Эмманюель д’Оре принадлежал к одной из самых древних бретонских фамилий. Один из его предков сопровождал Людовика Святого в Святую землю, и с тех пор имя, последним носителем которого был Эмманюель, всегда фигурировало в истории и счастливых, и злополучных времен французской монархии. Отец его, маркиз д’Оре, кавалер ордена Святого Людовика, командор ордена Святого Михаила и большого креста ордена Святого Духа, своим знатным происхождением, богатством и личными достоинствами выделялся среди придворных короля Людовика XV, пожаловавшего ему чин командира полка. Влияние его при дворе еще более возросло, когда он женился на мадемуазель де Сабле, не уступавшей ему ни знатностью, ни положением. Блестящая будущность открывалась перед молодыми супругами, как вдруг, лет через пять после их женитьбы, при дворе разнесся слух, будто маркиз д’Оре во время поездки в свое поместье сошел с ума.