Все они не столько радовались деньгам, сколько тому, что им наконец представится случай проучить Боба, которого никто у нас не любил.
Они так потешались над ним, что Боб рассердился и ушел домой и два или три вечера совсем не показывался в пивной, а когда опять настал день охоты, он даже уехал совсем в Викгам.
В тот же день подстрелили Генри Валькера. Несколько человек целились в кролика — и не успели они понять, в чем дело, как уже Генри Валькер лежал на земле и кричал во все горло, что ему подстрелили ногу.
Он кричал и шумел даже больше Билля Чемберса, когда его подняли с земли и положили на носилки, чтобы нести домой, и он положительно неприлично выругал доктора Грина, когда тот вошел к нему в комнату, весело потирая себе руки.
Боб Притти узнал об этом происшествии вечером в пивной и тотчас же пустился бежать к Генри. Но когда он вошел в комнату больного, тот спал так крепко, что Бобу ничего не оставалось сделать, как сесть на его больную ногу, чтобы разбудить его.
— Это я, старина, — сказал он, ласково улыбаясь Генри, когда тот закричал от боли. Я совершенно забыл, что и ты состоишь членом моего клуба, и только Смит напомнил мне об этом. Пожалуйста, не вздумай брать меньше десяти фунтов за увечье, Генри!
Генри Валькер с усталым видом закрыл опять глаза и томным голосом проговорил чуть слышно:
— Я совершенно забыл сказать тебе, Боб, что еще сегодня утром я решил выйти из твоего клуба.
— Почему же ты не пришел и не сказал этого раньше, пока еще было не поздно? — сказал Боб, с сожалением покачивая головой.
— Мне нужны будут все эти деньги, Боб, — слабым голосом продолжал Генги, — очень может быть, что мне придется сделать деревянную ногу.
— Ну, в таком случае не стоит и говорить о деньгах, — мягко заметил Боб, — поставь свою деревянную ногу на счет мистеру Сеттону, и если ты действительно лишишься одной ноги, то конечно я не возьму с тебя денег.
Он простился с Генри и ушел, а когда м-с Валькер вошла к мужу, она застала его в неописуемом бешенстве.
Он пролежал больше недели, хотя, по моему мнению, раны его совсем не были так ужасны, но дело в том, что никто не знал, кто именно подстрелил его. Мистер Сеттон говорил с нами по этому поводу и наконец после долгих переговоров и после того, как Генри смертельно им всем надоел показывая свои простреленные брюки и обнажая перед ними свою больную ногу, они решили сделать складчину и уплатили Генри также как и Биллю десять фунтов.
Бобу Притти пришлось пробиться два дня, прежде чем он получил свою половину, но дело в том, что он не хотел поднимать шум, что бы мистер Сеттон не узнал про его клуб. Наконец он объявил Генри, что поедет в Викгам, чтобы посоветоваться там с адвокатом, а хозяин пивной Смит счел своим долгом прочесть Генри подписанный им договор и убедить его в том, что ему придется заплатить больше половины, если он будет упорствовать в своем отказе; тогда, скрепя сердце, он отдал свой долг Бобу и объявил ему, что не желает его больше видеть.
Боб явился в тот же вечер в пивную "Цветная капуста" и рассказал всем, как жестоко с ним обошелся Генри Валькер. На глазах его даже навернулись при этом слезы, и он объявил, что, если бы все это знал заранее, никогда не устроил бы своего клуба.
— Это самое лучшее, что ты мог бы сделать, — сказал, Сам Джонс. — Если меня пристрелят, то я желаю получить все деньги сполна, и поэтому объявляю тебе, что я выхожу из твоего клуба.
— И я тоже, — заметил Питер Губбинс, — я бы с ума сошел, если бы мне пришлось уплатить пять фунтов такому негодяю, как ты; уж лучше я отдам эти деньги своей жене!
Все остальные тоже выразили желание выйти из этого клуба, но Боб объявил им, что, так как они только накануне опять получили от него по шесть пенсов, то они должны остаться членами клуба еще эту неделю. Так по крайней мере предписывается и законом, сказал он. Некоторые из них предложили ему вернуть эти шесть пенсов, но он объявил, что в таком случае они должны вернуть все пенсы, полученные ими от него в продолжение трех недель. В конце-концов они согласились, с тем, что еще эту неделю будут членами его клуба, и на этом и порешили.
На другой день Сам Джонс и Питер Губбинс изменили свое решение. Сам нашел несколько шиллингов, которые спрятала от него жена в своем воскресном чепчике, а Питер Губбинс открыл копилку своего сына, чтобы посмотреть, много ли там денег. Они пришли в пивную, чтобы уплатить Бобу по восемнадцать пенсов каждый, но не нашли его там; когда же они отправились к нему на дом, жена его объявила, что он уехал в Викгам и не вернется раньше субботы. Так что им ничего больше не оставалось, как пропить свои деньги, что они и сделали.
Происходило это все во вторник, и до пятницы, когда опять была назначена охота, все шло хорошо. Но фазанов становилось уже мало, а охотники во что бы то ни стало хотели подстрелить всех птиц. Несколько раз сторожа предупреждали их, что следует стрелять осторожнее, так как кругом — люди, но они не слушались их и на опушке леса подстрелили таким образом Сама Джонса и Питера Губбинса. Сама в ногу, а Питера в руку.