Капитан "Оспрея" и другие рассказы

Моряки чаще всего поддаются ей; они так мало видят женщин, что естественно составляют себе высокое мнение о них. Чтобы увидеть их обратную сторону, надо стать ночным сторожем, который находится целый день дома. Если бы люди начинали свою жизнь с должности ночных сторожей, то было бы вдвое меньше влюбленных мужчин.

Я помню одного милейшего парня. Он всегда носил при себе портрет своей возлюбленной, и один только этот портрет подбодрял его в течение четырнадцати лет, проведенных им на пустынном острове, на который он попал после кораблекрушения. Наконец, его нашли и привезли домой, где она все еще ожидала его и не вышла ни за кого замуж. И вот, мало того что он провел четырнадцать лет на пустынном острове, ему пришлось просидеть еще десять лет в тюрьме: она так подурнела, что он ее застрелил.

Еще был Джинжер Дик, рыжеволосый парень, о котором мне уже приходилось рассказывать вам[6]. Однажды, когда он жил вместе со старым Самом Смолем и Питером Руссетом в Уаппинге, он влюбился и наделал этим страшную кутерьму.

Они только что вернулись из плавания и находились всего только одну неделю на берегу, когда оба товарища Джинжера заметили в нем перемену к худшему. Он был очень уж смирен и тих и потерял влечение к пиву. Он ничего не ел и только рассеянно ковырял в тарелке и, вместо того чтобы выходить по вечерам с Питером и Самом, уходил из дому один.

— Это любовь, — сказал Питер Руссет, качая головой, — и пока он не вылечится от нее, ему будет все хуже.

— Кто девушка? — спросил старый Сам.

Питер не знал, и ночью, когда они вернулись домой, он спросил у Джинжера. Последний сидел на постели со взором, устремленным вдаль, обняв колени, и ничего не отвечал.

— Кто на этот раз дурачит тебя, Джинжер? — спросил старый Сам.

— Занимайся своими делами, а меня оставь в покое, — ответил Джинжер, как бы внезапно пробудившись ото сна и приняв очень свирепый вид.

— He из-за чего обижаться, товарищ, — сказал Сам, подмигивая Питеру. — Я спросил только на тот случай, чтобы помочь тебе, если смогу.

— Ну, так ты можешь мне помочь тем, что не доведешь до ее сведения, что ты мне товарищ, — очень зло возразил Джинжер.

Сначала старый Сам не понял этих слов; когда же Питер объяснил, то он хотел его поколотить за то, что он, Питер, пробует исказить слова Джинжера.

— Она не любит жирных стариков, — сказал Джинжер.

— А! — воскликнул старый Сам, не придумавший что ему отвечать. — А! Разве? А! А! В самом деле!

Он разделся, лег в постель рядом с Питером и целый час не давал ему спать, громко рассказывая о всех девушках, за которыми он в своей жизни ухаживал, и в особенности об одной девушке, которая падала в обморок всякий раз, как видела рыжего мужчину или обезьяну.

На следующий день Питер Руссет все разузнал и сообщил Саму, что предмет Джинжера — черноволосая и черноглазая конторщица в таверне "Веселые Лоцманы" и что она вовсе не желает и разговаривать с Джинжером.

Когда они в эту ночь ложились спать, то Питер снова заговорил с Джинжером о его любви и, к своему удивлению, увидел, что на этот раз Джинжер вполне вежлив. Когда Питер сказал ему, что готов сделать для него все, что будет в его силах, то Джинжер был очень тронут.

— Я не могу ни есть, ни пить, — сказал он самым печальным тоном: — я не сплю, а целую ночь лежу и думаю о ней. Она так не похожа на других девушек; она… Когда я тебя тресну, Сам Смоль, то будешь ты меня знать. Можешь производить эти дурацкие звуки перед теми, кому они нравятся.

— Это от кусочка яичной скорлупы, попавшей мне в горло сегодня за завтраком, Джинжер, — возразил Сам. — Мне хотелось бы знать, думает ли и она о тебе всю ночь, лежа без сна.

— Я в этом уверен, — сказал Питер Руссет, слегка толкнув Сама в бок.

— He унывай, Джинжер! — воскликнул Сам. — Я знавал девушек, у которых были самые необыкновенные вкусы.

— He обращай на него внимания, — сказал Питер, удерживая Джинжера. — Как идут твои дела с нею?

Джинжер застонал и, спустив ноги с постели, устремил глаза в пол, a Сам отправился на свою постель, которая так тряслась, что Джинжер пригрозил сломать ему шею.

— Я не виноват, что кровать трясется, — возразил Сам, — не я ее сделал. Если любовь превращает тебя, Джинжер, в такого неприятного человека для твоих друзей, то тебе лучше бы поселиться одному.

— Я, Джинжер, слышал кое-что о ней сегодня, — сказал Питер Руссет. — На набережной Буль я встретил парня, которого знавал раньше, и он мне сказал, что она водила компанию с неким Билем Луммом, кулачным бойцом, и что с тех пор как его бросила, она не хочет ни на кого больше смотреть.

— Разве она уж так любила его? — спросил Джинжер.

— He знаю, — ответил Питер, — но парень сказал мне, что она несогласна ни с кем выходить гулять, кроме как с другим каким-нибудь кулачным бойцом. Полагаю, что гордость не позволяет ей этого.

— Так это прекрасно, Джинжер, — заметил Сам, — тебе только остается сделаться кулачным бойцом.

— Если я еще услышу твои глупости… — воскликнул Джинжер, подскочив на постели.