Капитан мародеров. Демон Монсегюра

– Арман! Это я, Клермон!

Арман чертыхнулся.

– Любезный шевалье, что за шутки по ночам? Я подстрелил бы вас, как куропатку! И как бы это происшествие мы объяснили графу Раймонду?

Клермон молчал, понимая, что де Лакур абсолютно прав. А если бы он действительно выстрелил?

– Шевалье, вы наблюдали за лагерем французов? – спросил Клод.

Клермон утвердительно кивнул, решив, что небольшая ложь во благо дела не помеха.

– Вы возвращаетесь в Монсегюр? – не унимался де Лакур.

– Нет, я иду с вами! – заявил Клермон решительным тоном.

– Хорошо, раз вам угодно, – согласился де Лакур, – но при одном условии: я – командир отряда, и вы выполняете все мои приказы. Вылазка в тыл французам – не увеселительная прогулка, а чрезвычайно опасное мероприятие.

– Да, капитан де Лакур, я согласен.

– Хорошо, тогда – за мной, вперед. Переговариваться жестами, в крайнем случае – шепотом. Арбалеты держать наготове.

Отряд из четырех человек долго петлял горными тропами, пока не достиг подножья горы Монсегюр. Лазутчики затаились в небольшой природной лощине, из нее открывался великолепный вид на лагерь французов. Были видны часовые, костры, вокруг которых сидели и спали люди, многочисленные военные шатры белели в ночи. Маркитантки бесстыдно оказывали интимные услуги французам прямо в повозках, на своем незамысловатом товаре. Обстановка в лагере французов была спокойной и расхоложенной, враги пребывали в абсолютной уверенности безнаказанности своих действий и беспомощности Монсегюра.

Клермон переглянулся с Арманом, они поняли друг друга без слов. Если французы так беспечны, то напасть на них – сам Бог велел. Внимание Клермона привлекли два дерева на окраине лагеря, их очертания были едва различимы при свете луны. И вот облако, закрывающее ночное светило, отогнал прочь ветер, и храбрые лазутчики увидели привязанных к деревьям растерзанных женщин, едва прикрытых лохмотьями.

Арман кивнул Клермону в сторону дерева, Клоду и Жоссу подал знак оставаться на месте. Клермон скинул плащ, чтобы он не стеснял его движения, и покинул лощину вслед за Арманом, осторожно пробираясь за кустами к привязанным женщинам.

Шевалье и капитан залегли недалеко от деревьев, прижавшись к земле. Арман прицелился из арбалета и снял часового своим коронным выстрелом прямо в горло. Клермон много слышал о меткости капитана, но в деле видел его впервые и был чрезвычайно поражен его меткостью и хладнокровием. Часовой, захрипев и захлебываясь кровью, упал, ничем не привлекая к себе внимания. Неожиданно из-за дерева появился француз, видимо, он удовлетворял свою похоть с одной из несчастных пленниц. Клермон, не раздумывая, прицелился и спустил крючок арбалета. Болт[38] с легким свистом пронзил воздух, впившись французу прямо в пах. От неожиданности тот согнулся и упал, не успев издать ни единого звука. Тут же подскочил Арман и отсек насильнику голову мечом.

Измученные, избитые, окровавленные женщины даже не поняли, что происходит. Когда шевалье и капитан приблизились к несчастным пленницам, те приняли их за очередных французов, пришедших насиловать и издеваться. Женщины не издали ни звука, чтобы не доставлять ненавистным врагам дополнительного удовольствия своим и так явным бессилием.

Шевалье и капитан испытали шок, увидев, как именно, были связаны девушки. Они полулежали-полусидели, их руки, скрученные грубыми веревками, задранные кверху были привязаны к дереву; ноги же растянуты в разные стороны, насколько позволяли их мышцы и привязаны все теми же ужасными веревками к колышкам, вбитым в землю. Да, о своем удобстве французы побеспокоились!

Лишь когда, Клермон и Арман перерезали веревки, пленницы (а все они были очень молоды, даже юны – младшая выглядела лет на двенадцать) поняли, что Бог услышал их молитвы и пришли ангелы-спасители, ниспосланные с небес в облике двух рыцарей-лангедоков.

Получив долгожданную свободу, девушки тут же бесшумно отползли в кусты, как ни тяжело им было передвигаться после перенесенных издевательств и побоев. За ними последовали Арман и Клермон. Достигнув лощины, Арман обратился к одной из девушек постарше:

– Как тебя зовут?

– Я – Нинет, ваша милость…

Она, схватив руку избавителя, поцеловала ее, обильно оросив слезами. Арман, несколько растерялся, не ожидая подобного проявления женской благодарности.

– Скажи мне, Нинет, все те дни, которые вы провели в лагере французов, он охранялся также беспечно?

– Да, господин… Они напивались, как свиньи, насиловали нас и издевались. Трех девушек замучили насмерть несколько дней назад. Кажется, их даже не похоронили. Французы говорят, что еретичек не принимает земля.

– Нинет, а что стало с твоим селением? – спросил Клермон.

– Я из Сен-Филиппе, это в пяти лье отсюда. Его неделю назад разорили французы. Они увели весь скот, перебили всех мужчин и мальчиков, изнасиловали всех женщин и девочек, нас забрали с собой и гнали, как скотину, привязав веревками к повозкам, нагруженным нашей же домашней живностью и добром!

Нинет тихо, почти беззвучно плакала, размазывая слезы по грязному личику.