Капитан Крузенштерн

Тянулись они целых семь дней и продолжались почти непрерывно днем и ночью. Никогда еще в жизни Лисянского не было такой утомительной недели. Начались переговоры с помощью одной кадьякской женщины, которую ситкинцы захватили в плен, а потом отпустили, чтобы она рассказала Лисянскому об их намерении заключить мир. Потом к Лисян-скому на «Неву» стали приезжать тайоиы из крепости, по два, по три человека. Лисяпский принимал их самым ласковым образом, угощал, одаривал топорами и бусами, они проводили на «Неве» по многу часов, возвращались в крепость, взамен них другие тайоны приезжали на «Неву», а дело почти не двигалось с места.

Лисянский ставил только одно условие — покинуть крепость. Он давал ситкинцам клятвенное обещание больше их не преследовать и разрешить им жить, где они пожелают. Приезжавшие тайоны один за другим соглашались на это условие. И все-таки дело почему-то не двигалось вперед.

Причин этому было много. Во-первых, в крепости не было ни единого мнения, ни единой власти. Одни тайоны хотели немедленного мира, другие старались оттянуть мир насколько возможно. Послы племени давали обещания, но племя от этих обещаний отказывалось. Партия непримиримых, группировавшаяся вокруг тайона Котлеана, редела с каждым днем, однако все еще оказывала сильное влияние на настроение в крепости.

Во-вторых, и это самое главное, осажденные видели в предложениях Лисянского только обман, только коварство. Они не верили, что русские не собираются их истребить, — они ведь сами истребили гарнизон русской крепости! И убедить их в своем миролюбии Лисянский был не в силах. Они не сомневались, что он уговаривает их выйти из крепости только для того, чтобы удобнее было напасть на них и убить с женами и детьми.

Надо сказать, что Лисянский, обещая ситкинцам, что, выйдя из крепости, они будут в полной безопасности, иногда сам сомневался в возможности выполнить свое обещание. Дело в том, что пришедшие с Барановым индейцы тоже были убеждены, что Лисянский лукавит, и не сомневались, что ситкинцы будут отданы им на уничтожение. Они ликовали заранее, потому что ненавидели тайона Котлеана, много раз пытавшегося поработить все побережье, и радовались, что племя его будет истреблено. Неподалеку от крепости они нашли тайник — нечто вроде огромного погреба, — в котором ситкинцы хранили вяленую рыбу. Рыбы этой было так много, что ею нагрузили сто пятьдесят байдар. Ситкинцы, увидев со стен своей крепости, что запасы их обнаружены и расхищаются, подняли полный отчаяния вой. Напрасно Лисянский уговаривал союзных тайонов вернуть в тайник хотя бы часть рыбы — индейцы и кадьякцы считали эту рыбу своей законной добычей и сразу же поделили ее между собой. И Лисянского все больше тревожила мысль, что удержать их от нападения на осажденных, после того как те выйдут из крепости, будет трудно.

А время шло, и осажденным все яснее становилось, что покинуть крепость им придется. В крепости уже нечего было есть. 6 октября послы племени, прибыв на «Неву», окончательно приняли условия Лисянского. Договорились так: ночью все племя в один голос трижды прокричит: «У! У! У!» — в подтверждение того, что условия Лисянского приняты всеми. Затем они раскроют ворота, выходящие к морю, сядут в свои лодки и покинут крепость.

Лисянский особенно настаивал на том, чтобы осажденные вышли из крепости через ворота, обращенные к морю. Это дало бы ему возможность защитить их с помощью пушек «Невы», если бы на них попытались напасть.

Ночью на «Неве» действительно услышали трижды прогремевший рев:

— У! У! У!

Условия были приняты всеми. Команда «Невы» ответила на это троекратным «ура», настолько громким, что его, безусловно, слышали в крепости. Теперь оставалось ждать, когда раскроются ворота.

Лисянский вовсе не собирался торопить осажденных. Он понимал, что такому множеству семейств не так-то просто сразу собраться. Но время шло, встало солнце и высоко поднялось над лесом, а обращенные к морю ворота все не раскрывались.

Обычно из крепости доносился гул многих голосов и лай собак. Теперь все смолкло. Эта тишина удивила Лисянского. И когда он увидел, что над крепостью кружатся большие стаи ворон, он встревожился.

Лейтенант Арбузов, заглянувший в крепость через щель в воротах, сообщил Лисянскому, что в крепости никого нет. Это было похоже на чудо — все трое ворот оставались запертыми изнутри.

Лисянский съехал на берег, ворота взломали, вошли в крепость. Под одной из крепостных стен был обнаружен подкоп.

Тогда все стало ясно. Ситкинцы так и не поверили обещаниям Лисянского. Они не могли себе представить, что русские не собираются им отомстить. Они прорыли себе проход под стеной и в ночной тьме тайно ушли из своей крепости в лес.

7 октября Лисянский записал у себя в дневнике:

«Сойдя на берег, я увидел самое варварское зрелище, которое могло бы даже и жесточайшее сердце привести в содрогание. Полагая, что по голосу младенцев и собак мы можем отыскать их в лесу, ситкинцы предали их всех смерти».