Капитан Крокус (все иллюстрации)

Только один Малыш согласился подождать его, чтоб идти вместе. И ждать ему пришлось недолго. Ломтик кубарем скатился с лестницы, и даже при плохом освещении было видно, что одно ухо у него стало в полтора раза больше другого и светится, как красный сигнал светофора.

Это случилось уже не в первый раз, и Малыш ничего не стал спрашивать у своего друга, а Ломтик, быстро шагая к пустырю, молчал и только натужно сопел, как человек, который поднял и тащит непосильную тяжесть. Уже на полдороге Малыш сказал:

— Если приложить лягушку, говорят, сразу как рукой снимет! Погоди, я сейчас попробую поймать.

— Иди ты!.. — буркнул Ломтик, который в эту минуту ненавидел весь мир и всё человечество. Но всё-таки сел на краю болотца и стал ждать.

Малыш промахнулся по первой лягушке, но вторую удачно накрыл шапкой и осторожно взял в руку.

— Давай ухо, сейчас я тебя вылечу!

Он осторожно поднёс лягушку к лицу Ломтика и приложил к больному уху. Лягушка сразу задрыгала всеми четырьмя лапками, точно её в воду пустили.

— Ну как? — участливо спросил Малыш.

— Кажется, помогает. Только она щекочется.

— Потерпи… Теперь она, наверное, уже согрелась, я её приложу к тебе спинкой… Ну как?

— Лучше!

— Я говорил, что лягушки помогают!.. А за что он тебе надрал ухо?

Ломтик угрюмо помолчал, осторожно трогая ухо. Малыш отпустил нагретую лягушку. Она в два прыжка добралась до своей лужи и с разбегу шмякнулась туда, спеша освежиться в прохладной воде.

— Видишь, как она распарилась от твоего уха… — сказал Малыш. — За что это твой отец так рассердился?

— Нашёл у меня за рубашкой листки, которые я наловил на крыше… Ну, и, ясное дело, теперь побежит сдавать их пожарным. Пока он ещё был он, он бы этого никогда не сделал. А теперь он что хочешь сделает. Вовсе может оторвать ухо. Что ему!

— Как это… он… не он?.. — со страхом, шёпотом спросил Малыш. — Ты думаешь, он — не он?

— Да какое сомнение может быть! У него руки совсем другие стали: твёрдые, как железо. И он не позволяет слова сказать против чего-нибудь самого малюсенького… ну, что жалко тебе слона из Зоопарка… И он заставляет меня каждое утро шаркать ножкой перед секретным портретом Генерал-Кибернатора, перед этой… — Ломтик осторожно понизил голос до самого тихого шёпота, — перед этой круглой кляксой!

— Значит, ты уверен, что твой отец… автомат? — с ужасом прошептал Малыш.

— Точно! Я тебе давно говорил, что подозреваю, а теперь-то только дурак не поймёт. Мой старик был славный малый, чихал на всё, смеялся над полицией и мне советовал не очень-то верить всякой ерунде, какую вколачивают в школе нам в голову… А этот, теперешний, — он сам ни разу не пройдёт по комнате, без того чтобы не шаркнуть ножкой и не вытянуться перед портретом Генерал-Кибернатора… А портреты ты знаешь у нас где? В каждой комнате висят, даже в уборной. Мы целый день только вытягиваемся во фронт и щёлкаем каблуками, другой раз, пока щёлкаешь, уже опоздаешь сделать что-нибудь или кипятком ошпаришься… Зато в уборной я запрусь и сижу всё время с высунутым языком — показываю портрету язык и строю противные рожи, когда никто не видит!

— Молодчага, правильно делаешь! — горячо пожал ему руку Малыш. — А то сам себя перестанешь уважать! Ну, пошли, пора на дежурство.

Они зашагали к дому Капитана Крокуса по пустырю, который ещё недавно был настоящим пустынным пустырём, а теперь стал пустырём очень оживлённым и многолюдным.

С разных сторон шуршал в темноте шлак от осторожных шагов, кто-то оступался, тихие голоса перекликались, маленькие фигурки крадучись выбирались из отверстия заброшенной трубы…

То и дело скрипела калитка. Она едва успевала закрыться, как в неё стучался уже следующий посетитель: мальчик или девочка. Редко кто являлся в одиночку, чаще всего появлялись пары, четвёрки, а иногда и целая цепочка — человек пять-шесть, держась за руки, потому что путешествие через тёмный пустырь многим казалось страшноватым.

И все, кто приходил, сразу же отправлялись в сарай. Там горел фонарь и около трёх больших корзин дежурили близнецы и Мухолапкин.

Над каждой корзиной красовались дощечки с рисунками: на одной чернилами была нарисована косомордая собака, с мечтательным выражением смотревшая на бутерброд, спускавшийся к ней прямо с неба.

На второй дощечке был нарисован козёл (его можно было узнать по рогам), улыбаясь во весь рост, он жевал пучки чернильных спиралей и завитушек, изображавших сено.

Над третьей корзиной висел плакатик с белкой, у которой хвост не поместился на дощечке, отчего она не очень была похожа на белку. Поэтому для ясности сбоку были пририсованы орех и яблоко.

Дежурные близнецы с Мухолапкиным следили, чтобы всю принесённую еду складывали в нужные корзины, а то уже бывали случаи, когда львам попадали пирожки с капустой, а кроликам — мясные котлеты!