— Ну и что? — лениво сказал Стрелец. — Молодые ребята из Маноска на охоту поехали. Ладно, друзья, хорош болтать! Уже и не капает больше.
И обратился к коробейнику:
— Если тебе в Мирабо, приятель, так иди прямо по дороге, она так через деревню и проходит.
Дилижанс стал въезжать на паром, коробейник пошел прямо, а Стрелец свернул налево, на тропку, что поднимается вдоль берега среди виноградников.
Коробейник прошел по дороге с десяток шагов, потом остановился и посмотрел вслед барже, скользившей по реке на двух канатах, описывая вокруг себя фонарем светящийся круг. Только когда паром коснулся другого берега, коробейник зашагал дальше.
Ночь была еще темная; смутный свет, предвещающий утро, что-то не спешил; дождик уже не шел, но дул сильный ветер, с мрачным потрескиванием пригибавший к земле придорожные деревья.
Коробейник шел скорым шагом. Он дошел до Мирабо. Улица там только одна — та, по которой идет большая дорога. В домах ни огонька, ни шороха — все спало. Не останавливаясь, коробейник прошагал дальше. Час спустя он все еще был в пути.
Когда первые лучи зари высветили горизонт, коробейник оказался в том самом пустынном месте, где альпийский курьер высадил таинственных путников.
Тогда коробейник — похоже, он знал эти места, хотя и говорил обратное, — сунул в рот два пальца и громко свистнул.
Теперь, чтобы лучше понимать ситуацию, вернемся назад, за несколько дней до того, когда паромщик Симон Барталэ увидел Анри де Венаска на империале альпийского дилижанса.
С некоторого времени барон Анри де Венаск начал жить довольно скрытной, загадочной жизнью, и его тетушка — старая дева, заменявшая ему мать, — не могла найти ответа на эту загадку.
Мать Анри умерла во время родов, а отец, когда мальчику не исполнилось еще и двенадцати, погиб на охоте, упав с лошади, перепрыгивавшей через высокую изгородь. Воспитанием Анри занялись его тетушка, мадемуазель Урсула де Венаск, и дядя — тот самый демонический человек, которого прозвали Большим Венаском и подозревали в том, что он главарь черных грешников.
Мадемуазель Урсула была старой девой, не пожелавшей выйти замуж, чтобы не пришлось делить фамильную недвижимость.
Как и большая часть знатных семейств юга Франции, Венаски были небогаты: двенадцать, не то пятнадцать тысяч ливров ренты, порядком обветшавший старый замок, старая мебель и всеобщий почет.
Они питали старинную вражду к соседям с другого берега Дюрансы — к Монбренам де Сент-Мари, — а так были люди славные, хранившие прежние традиции чести и рыцарственности, но во всем остальном вполне современные.
Да и старинная вражда, как ни странно, уже порядком поугасла.
Большой Венаск, по которому ко времени начала нашего рассказа Анри еще носил траур, был последним, непримиримым и яростным.
Мадемуазель Урсула была простая сердцем набожная девица и всегда говорила, что Евангелие учит прощать обиды.
Сам же барон Анри де Венаск, которому было тогда двадцать восемь лет, слушал, пожалуй, больше тетушкины проповеди о любви и прощении, чем дядюшкины речи о наследственной вражде.
Нигде во Франции нет меньше дичи и больше охотников, чем на Юге.
Всякий уважающий себя мелкопоместный хозяин имеет здесь пару гончих собак и одну легавую, стреляет не столько куропаток, сколько дроздов, а вместо зайцев, которых здесь не водится, ловит тощих кроликов на песчаных островах Дюрансы.
Господин Анри был охотником. Он хорошо сидел в седле, и во всех окрестных деревнях привыкли видеть его на лошади с ружьем, притороченным к луке седла и с парой больших рыжих псов, чьи предки охотились на оленей, в то время как им, беднягам, приходилось гоняться за кроликами. Жил он после смерти дяди вдвоем с тетушкой в Бельроше.
Утром, отворяя окно, он видел внизу под собой Дюран-су, а за рекой на косогоре замок Монбрен — то вражеское логово, о котором говорил паромщик Симон.
Мальчишкой Анри показывал этим старым башням кулак; когда вырос — смотрел на них со злобой; после смерти дяди стал смотреть равнодушно.
Что послужило причиной такой внезапной перемены?
Никто не знал. Но когда Дюранса стояла низко, молодой человек седлал коня и ехал не на паром Мирабо, а прямо вброд через реку. Коню вода доходила по грудь.
Потом Анри прогуливался по правому берегу и часто проходил вдоль стены парка Монбренов.
Почему?
И тут загадка.
В последний год молодой барон повторял эти таинственные прогулки по нескольку раз в неделю. Когда осенние дожди наполнили реку и вброд переезжать ее стало нельзя, Анри стал ездить через паром Мирабо.
Но ни старая мадемуазель Урсула, ни паромщик Симон не подозревали, что господин Анри ездит не просто охотиться и не просто гулять по другому берегу Дюрансы.
Перевозчик, однако, заметил, и это наблюдение ничуть его не удивило, что на другом берегу всадник сворачивал с большой дороги на тропку, идущую между виноградниками, чтобы не проезжать мимо решетки парка Ла Пулардьер.