Приглядевшись внимательнее, господин де Сен-Совер заметил, что один лист из книги очень ловко вырезан.
Очевидно, это и был лист за 29-е число. Но почему его изъяли?
Господин де Сен-Совер устроил хозяину гостиницы форменный допрос.
Но тот был человеком вне всяких подозрений. Уже тридцать с лишним лет его знали и уважали в городе, и в добропорядочности его никак нельзя было усомниться.
Тем не менее господин де Сен-Совер счел нужным углубиться в некоторые подробности, и почтенный хозяин гостиницы, в конце концов, вспомнил, как в последних числах мая среди ночи, когда все уже спали, в гостиницу явились два постояльца.
Дежурный лакей отвел их в номер, подал книгу приезжающих и перо.
Но тут они послали его за водкой, и около четверти часа книга оставалась в их полном распоряжении.
Допросили лакея.
Он очень хорошо запомнил, как звали тех постояльцев.
Один называл себя Альфред, другой Бартелеми.
По их словам, они были коммивояжерами, и на другое же утро они вместе уехали.
Тогда господин де Сен-Совер рассудил так:
— Если именно эти люди вырезали страницу, где было записано имя господина де Венаска — значит, они его знали и имели какой-то мотив, чтобы следы его пребывания здесь исчезли. Стало быть, их совершенно необходимо разыскать!
И господин де Сен-Совер допросил гостиничного носильщика. Тот сказал ему, что отнес багаж постояльцев в контору дилижансов на Марсель.
Пользуясь служебными полномочиями, молодой следователь велел показать ему книгу отъезжающих.
Тем же числом, когда постояльцы гостиницы "Флот и Колонии" уехали из нее, были отмечены два отъезжающих шестичасовой утренней каретой — не в Марсель, а в Оллиуль.
Только звали их не Бартелеми и не Альфред.
Один подписался Бернардом, другой Антуаном.
Никто не заметил того, что поразило господина де Сен-Совера.
Буква "д" в имени "Бернард" была точно такая же, как та, которой заканчивалось имя "Альфред" в записи из отеля.
Более того: в конце подписи стояли совершенно одинаковые росчерки.
Господин де Сен-Совер пришел к убеждению, что это те же самые люди, по каким-то неведомым причинам сменившие имена.
И он отправился в Оллиуль.
Оллиуль — крохотный городок, и гостиниц в нем, естественно, не слишком много.
Господин де Сен-Совер остановился в "Единороге" — самой большой из них. Там он также велел показать книгу приезжих.
Имен Бернарда или Антуана он там не нашел. Но один из постояльцев расписался так: "Леопольд". Конечное "д" и росчерк были точно те же самые.
Очевидно, Альфред из гостиницы "Флот и Колонии", Бернард, севший в дилижанс, и Леопольд, остановившийся в "Единороге", были одним и тем же человеком.
Когда господин де Сен-Совер пришел к этому убеждению, ему пришло в голову перелистать гостиничную книгу и поискать страницу с записями за 30 апреля.
Страница эта была вырвана — а на ней должно было быть записано имя Анри де Венаска.
Но Оллиуль не Тулон: тут нет такого множества постояльцев, чтобы хозяева и служащие гостиницы через полгода не могли вспомнить их лиц и имен.
Господин де Сен-Совер допросил хозяина гостиницы, его жену и двух служанок.
Все они прекрасно помнили молодого человека, приехавшего из Тулона, очень порядочно выглядевшего и совершенно похожего на портрет, который им описал следователь.
Он расписался в книге, но имя его они не помнили.
Хозяин даже сильно удивился, когда господин де Сен-Совер указал ему, что листок выдран.
Тогда, как и в Тулоне, он припомнил двух коммивояжеров, заночевавших в "Единороге". Они так же велели принести им книгу в номер, и так же она какое-то время оставалась в их распоряжении.
— А куда же делся тот ваш первый постоялец? — спросил господин де Сен-Совер.
Но хозяин не помнил, сколько тот (господин де Венаск, как предполагал следователь) у него пробыл: день или два — и куда потом он уехал: в Тулон или в Марсель.
Но у одной из служанок память оказалась крепче.
— Он вовсе в дилижанс не садился, — сказала она.
— Вот как! — воскликнул господин де Сен-Совер.
— Он пробыл здесь два дня, — рассказывала дальше горничная, — из комнаты не выходил, кушать мы ему наверх подавали.
Когда приезжал дилижанс, он подходил к окну, опускал жалюзи до самого низа, чтобы его не было видно, и высматривал, кто выходит из кареты — как будто ждал кого-то.
— А потом он все-таки съехал?
— Да, сударь.
— И куда направился?
— У него из всех вещей был только маленький чемоданчик: он его просто взял и пошел.
— Пешком?
— Да, сударь.
Тут горничная улыбнулась.
— Вот меня все ругают, ругают, что больно любопытная — вот и хозяйка шибко на это ругается. А вот и не зря я любопытничала. Вот и пригодилось мое любопытство…
— На что пригодилось, деточка?
— Ая что-то видела, что вам пригодится, господин следователь.
— Что же ты видела?
— Мне интересно стало, что это господин проезжающий вдруг вечером, в девятом часу, расплатился, подхватил чемодан и пошел куда-то пешком. На улице-то уже темно.
Вот я и вышла с черного хода и пошла за ним потихоньку, чтобы он меня не заметил.
— Так-так!
— И как только он вышел из города, сразу свернул с большой дороги и пошел тропкой через поле.