Капитан Брамы-2: Два мира

Незнакомка засмеялась чистым и звонким смехом. Дмитрий посмотрел на свои «пятнистые», некогда белые джинсы, теперь заляпанные глиной и грязью, на помятого отца Ивана, бледных и еще не до конца пришедших в себя стражей и подумал: ну и вид же у нас — грязные, подозрительные типы с бородами. Стражи вдвойне подозрительно выглядят, словно ряженные актеры из сумасшедшего дома. Серебряный, например, сейчас мне напоминает обезумевшего Льва Толстого, как если бы великий писатель зачем-то покрыл свою бороду серебром. И Клен — этот его плащ, он в нем как колдун из дешевого фэнтезийного блокбастера. И эти «пушкинские» бакенбарды… Весьма, весьма подозрительная компания!..

Стражи почти пришли в себя, вид у них был усталый, но живой.

— Разрешите поблагодарить Вас, прекрасная незнакомка, — сказал Серебряный и, сняв соломенную шляпу, почтительно склонил голову. — Простите, что не знаю Вашего имени.

— Лариса мое имя, — сказала незнакомка и немного покраснела, как бы от небольшого смущения. — А Вы похожи на Гендальфа, извините, вы тут не в ролевые игры играли?

— Гендальф, — повторил Серебряный, — здорово, мне нравится.

— Но Вас же не Гендальф зовут? — возразила незнакомка.

— Да, меня зовут Сер… Сергей, Сергей Серебрянович.

— Какое странное отчество, — сказала Лариса.

— Да, папа моего папы был большой чудак, — нашелся Серебряный.

Клен, видимо, уже успел разобраться в человеческих именах-отчествах. Откинув капюшон, он поклонился и сказал:

— Николай Николаевич, к Вашим услугам.

— К моим услугам? — переспросила Лариса и рассмеялась. — Нет, вы точно еще в игре, благородные жители волшебного мира. Вот Николай Николаевич очень напоминает благородного фавна.

— И Пушкина, — добавил Дмитрий.

— Точно, Пушкина! — воскликнула Лариса.

Тут уже засмеялись все. Серебряный, подмигнув Дмитрию и отцу Ивану, поднялся.

— Прошу прощения, — обратился он к Ларисе, — мы тут немного отлучимся, а Вы посидите в компании с благородным фавном Николай Николаевичем.

— А, понимаю, — кивнула головой девушка, — но Вы не слишком долго, вдруг мне скучно станет с вашим благородным фавном Николаем.

Серебряный, Дмитрий и отец Иван поднялись на небольшой пригорок, огляделись. На юг и юго-восток однообразная и пустынная местность плавно взбиралась на очень пологий, почти незаметный холм. На вершине холма торчали ржавые остовы каких-то металлических конструкций. В юго-западном направлении они увидели Браму, не меньше чем в полутора-двух километрах. Вокруг не было ни души, даже птицы не летали, стояла гробовая тишина. На север тянулась такая же непаханая степь, только чересчур вздыбленная и дикая — редкие купы кустов, еще более редкие кривые деревца; нагромождение овражков, пригорков, ям. В отдалении, по лесополосе, угадывалась трасса на Черноморку. На северо-востоке виднелся темный холм с усеченной вершиной — Курган Тьмы. Люди и страж с минуту молчали. Первым заговорил Серебряный.

— Друзья, — сказал он, — вам тоже огромное спасибо. Считайте, что час назад, в яме, наш союз стал еще более зримым. Дерево уже по-настоящему пошло в рост. Теперь это никаким силам тьмы не остановить. — Серебряный положил руку на плечо отца Ивана и Дмитрия. — Я счастлив, хоть и смертельно устал.

— Мы тоже смертельно устали, — ответил отец Иван. — Я ведь еще и к Капитану пешком шел, а потом этот переход, яма; я удивлен сам себе, удивлен, что еще стою на ногах. Но пока стою, задам вопрос: что с вами было в яме, это серьезно, не игра?

Серебряный помрачнел, а потом внезапно расхохотался:

— Друзья, во мне взошло Солнце, как бы я хотел разделить его с вами и с прекрасной Ларисой-незнакомкой… Глупцы, — сказал он вдруг в сторону Кургана Тьмы и вновь засмеялся, — все ваши просчитанные схемы дали обратный результат, теперь мы многое понимаем… Но по порядку. И давайте покинем это открытое место.

Они сошли с пригорка и сели на теплую, прогретую солнцем землю, лицом к Браме. Серебряный продолжил:

— За свою долгую жизнь я имел много битв с пришельцами. Несколько раз был на волоске от смерти, один раз был пленен, но то, что было со мной и Кленом в яме — такой ядовитый росток я вижу первый раз… Понимаете, нас можно убить, и вы видели смерти Брата и Белодрева, а я видел гибель целых селений и садов; нас можно пленить, это труднее, но можно — но свести с ума?! Мы ведь были на грани безумия. Друзья!

Серебряный внезапно схватился за голову, как от резкой мучительной боли.

— Что же вышло из этой их черной затеи? — тихо продолжил он. — Выяснилось, что вы, человеки, вы, такие податливые на лесть темных, на их искушения, почти не восприимчивы к их прямой магии! Мы с Кленом как только это поняли, сразу взяли весь фокус на себя. И они вас вообще не увидели!

— Так вы все-таки подыграли немного! — воскликнул Дмитрий.

— Ну, да, — простодушно признался Серебряный, — но сходили мы с ума по-настоящему. И очень здорово, что ты, Дима, не растерялся, запел такую песню, что она ослабила путы темных.

— Да, — вздохнул Дмитрий, — кто бы мог подумать, что стихотворение Блока способно на такое!

— Вначале было Слово, — сказал отец Иван.