Кантор идет по следу

— Шара! Иди-ка сюда! — позвал грозным голосом усатый.

— Слышу, отец, — ответила Шара, высовывая голову из-под одеяла.

«Теперь я по крайней мере знаю ее имя», — подумал про себя Семеш.

— Ну, сынок, — продолжал греметь усатый. — Ты, наверное, понял, что тебе теперь нужно делать, а?

— Пусть только осмелится! — заорал мужчина помоложе.

— Как же… как же… отец, — жалобно лепетал Семеш, спуская на пол босые ноги. Отвесив церемонный поклон, он патетически продолжал: — Гм… Уважаемый брат, разрешите…

— Разрешаю, — проревел усатый отец и, подмигнув безусому мужчине, бросил: — Лаци, принеси-ка палинки. По этому поводу нужно выпить.

Молодой мужчина, которого усатый назвал Лаци, спокойно опустил кулак, занесенный над головой Семеша, и мигом исчез из спальни. Через несколько минут он вернулся с бутылкой палинки в руках.

После четвертой стопки Семеш попал в объятия усатого отца. Казалось, непосредственная опасность миновала. В конце концов, ничего страшного не произошло: подумаешь, попросил руку этой дамочки. Важно уловить момент и удрать подобру-поздорову.

Как только бутылка палинки была опустошена, Семеш попросил руку Шары у ее матери, надеясь тем самым окончательно усыпить бдительность усатого отца семейства. Однако родители Шары ни на шаг не отходили от него и вскоре предложили пройти в другую комнату.

«Ну что ж, удеру вечером», — решил про себя Семеш, хотя внутренне уже почувствовал, что удрать ему, видимо, не удастся. После обеда, когда старик решительным тоном заявил, что пора идти в загс, всякие надежды удрать у Семеша окончательно рухнули.

Все направились в здание местного совета, где помещался загс. Туда же прибыли свидетели и неизвестно откуда взявшиеся гости.

— И когда только они успели все это обделать? — изумлялся потом Семеш.

Позже, когда коллеги напоминали репортеру об этом скоротечном браке, Семеш выходил из себя и кричал:

— Возмутительно! Что за нравы бытуют в этой стране, где по пьянке вешают на шею женщину, которую и сами-то толком не знают?… Разве это не возмутительно?! И подобные вещи происходят в нашем обществе!

Это был уже далеко не первый брак Семеша. Он сам окрестил его производственным увечьем.

В конце третьего месяца молодая жена сообщила супругу о том, что она в положении, да еще на седьмом месяце. В припадке бешенства Семеш написал официальное заявление с требованием погасить все судебные издержки по бракоразводному процессу за счет редакции.

— А почему, собственно, тебя так волнует, что ребенок не твой? Фамилию-то он будет носить твою? Такие случаи упоминались еще в римском праве! — высказал свое просвещенное мнение Турок.

— Меня беспокоит не то, чью фамилию будет носить ребенок! У меня уже двое таких детишек. Их появление на свет до сих пор остается для меня загадкой! А вот сам способ…

— Тебя пугают алименты?

— Ерунда! Матери моих детей изъявили желание воспитывать малышей самостоятельно.

— Тогда о каком же способе ты говоришь?

— О способе запугивания, к которому прибегают мои сватья. Да еще так грубо запугивают! Такие способы противоречат нашей конституции, которая рассматривает их как покушение на личную свободу. Возмутительно, да и только!

Выслушав эту тираду, Турок сунул в руку Семеша сотенную бумажку и спросил:

— И что же ты теперь думаешь делать?

— Ты, случайно, не знаешь: нет ли где какой газетенки, которой до зарезу нужен репортер с зорким взглядом на вещи и события?

— В Мишкольце, я слышал, начинает выходить вечерняя газета.

— Туда я не поеду. Там у меня живут две бывшие жены с детишками: еще позарятся на мою зарплату.

— Послушай-ка меня, — толкнул Семеша в бок подсевший за их столик Волосатый Томас. Не так давно он был начальником Семеша. В редакции Томаса прозвали Волосатым за его бороду. Он носил ее сначала под Хемингуэя, потом под Кошута и, наконец, под самого императора Франца Иосифа. Просто Томас старался таким образом скрыть дефекты головы, которая у него была похожа на электрическую лампочку.

Все трое предались воспоминаниям о недавнем прошлом…

— Послушай-ка меня, дружище, — повторил Томас, обращаясь к Семешу. — Ну и осел же ты! Все время тебя околпачивают женщины, а теперь еще и денежки придется выкладывать…

— Этот номер не пройдет. Не считая последнего случая, дело до загса не доходило. Тогда мне вручили несколько тысяч форинтов в качестве приданого.

— И все те деньги ты истратил на женщину, которую вручил тебе ее отец?

— Не все, правда…

— Но большую часть?

— Да, пожалуй… И мне, пожалуй, стоит разыскать их, а? А ведь это не такая уж и плохая идея! Замуж снова она еще не успела выйти…

— Какая чепуха! — с философским спокойствием заметил Томас. — Тебе следует развестись. Если же ты не разведешься, то не сможешь снова жениться, так как двоеженство у нас запрещено законом.

— Ну и чего я этим добьюсь?

— Ох, старик, да у тебя не все в порядке с фантазией.?

— Тебе легко рассуждать! Ты вон сколько времени, сидишь на больничном, получая полную зарплату.