Увиденное Петра не то чтобы удивило. Не то чтобы он чего-то ожидал. Но немного разочарован все-таки, да, был: от театра хотелось чего-нибудь понаряднее. Нет, понятно, что днем люди репетируют, не разгуливают в гриме и костюмах. И все же. Одеты все были так, как будто состязались, кто расхристаннее: какие-то растянутые кофты, шаровары с низко висящей задницей и мотней между ног, сползающие толстые гетры. Какой-то парень присел прямо на пол, снял с ноги гетру, завязал на шее – получился шарф. Петр переступил через его длинные ноги – тот даже не подумал их подтянуть.
Из-за закрытых дверей вырывалась какая-то особенно залихватская музыка – Петр невольно представил себе: салун, дым кольцами, тапер лупит по клавишам. Дверь приоткрылась, выплеснув бряцанье и треньканье: много света, худенькие девочки одинаково присели, раздвинув колени, одинаково шаркнули ногой в бок, рука изнутри тотчас потянула и захлопнула дверь.
Мимо него люди сновали по коридору, не глядя, но все-таки косясь. Он шел по коридору с таким чувством, будто он на главной улице деревни, где все друг друга знают и чужака видно за километр.
Петр ловил на живца. Долго ждать не пришлось.
– Вам кого?
Тоненькая рыжеватая девушка в розовой тесной кофточке, охватывающей талию крест-накрест. Узел на затылке забран под черную сеточку. Петр сразу понял, кто перед ним. Местное СМИ, если можно так сказать. В любой конторе есть. Человек, для которого собирать и передавать дальше сведения так же необходимо, как дышать. Часть физиологии. Такие всегда клюют первыми. Петр сверкнул ламинированным разворотом – и тут же спрятал удостоверение, которое все равно никто никогда не изучал. Да если бы и прочитал, то там стояло столько пугающих обычного гражданина слов вроде «безопасность», «контртеррор», «федеральный» и совсем маленькими буквами «консультант», с лиловой двуглавой печатью на фото (Петр на нем специально сделал будку посуровее), что никто даже не врубался, что имеет полное законное право послать Петра подальше – и ничего за это не будет.
– А, – сказала девочка, – понятно.
– Вы на спектакле вчера в театре были?
– Это на вводе Беловой, что ли? А что случилось? – глазки блеснули.
– Когда в зале был президент, – веско заметил Петр, увидел: подсечка, есть! Добавил: – Строго конфиденциально. Мы можем поговорить, чтобы никто не слышал?
Петр, слегка презирая себя за дешевые кривляния, изобразил, что оглядывается исподтишка. Но комедия удалась.
– Ну есть одно место.
Маша, так ее звали, села на металлическую жердочку. В полумраке блестели глаза, сережки и ноготки.
– А мы где? – спросил Петр.
– Под сценой.
Петр сдвинул брови:
– Это надежное место? Вы же понимаете, Маша, когда речь идет о спектакле, на котором был президент…
Повесил на конце фразы вескую паузу. А сам подумал: «Ы-ы-ы-ы-ы, Пушкин, лопни мои глазоньки».
Маша понимающе кивнула:
– Что вы хотите узнать?
Было ясно, что узнать хочется ей: кто, зачем, что, кому. Даже нос у нее будто стал длиннее.
– Как прошел спектакль.
Маша пожала плечиком в розовой мохеровой кофточке.
– Хлопали.
– Ну а для вас лично, Маша, спектакль хорошо прошел?
– Ой, нервно.
– Правда?
– Да, с самого утра какая-то жопа.
– Даже так?
– Как сглазил кто. Может, Белова и сглазила. До нее такого не было. Чтобы сразу все. Все наперекосяк. Сначала репа…
– Репа?
– Ну репетиция.
– Ага.
– Да, прямо на репетиции чемоданы привезли, которые в Лондоне потерялись. А они не потерялись. Все сразу стали думать не про порядок, а как бы поскорее сбегать барахло забрать. Потом пожар.
– Пожар? – но подталкивать Машу не требовалось, она трещала без остановки:
– Ну не, потом поняли, что не пожар. Но уже, конечно, набегались, остыли. Потом опять потопали наверх. В лифты типа нельзя. Ну а чего нельзя – ведь не горит? Бред вообще-то… Ноги только забили. По лестницам-то столько ходить. Вообще!.. Потом костюм у Беловой был какой-то стремный. Из Питера, наверное, свой приволокла. Ей теперь типа можно все.
– Почему?
– Ну типа она прима. То есть не прима. Прима – Вероника. Но Вероника – как бы не прима.
Петр схватился за металлическую рейку, как будто это могло помочь не двинуться башкой вслед за этим причудливым рассказом.
– В каком смысле?
– В смысле – не сам костюм. Костюм нормальный, ей же Вероничкин отдали. А диадема – не как наша. Очень стремная. Питерская, наверное. Но туры все вышли, все поддержки тоже хорошо, прыгала прилично. Только диадема стремная… Не знаю, что там президент после всего этого подумал, – заключила она. И с надеждой посмотрела на Петра: теперь его очередь.
Он только собрался сказать, как…
– Да! – вдруг снова ожила она, словно внутри щелкнуло, сошло колесико: – И потом кто-то позвонил и сказал, что в театре бомба.
– Так-так, – опять изобразил агента на секретной службе его величества Петр.
– Но это была не бомба, как обычно. Все на уши встали. Антракт задержали. Я и так весь день после этих лестниц думала, как там мениск. А тут еще Верка Марковна прямо перед выходом ко всем девочкам пристала: кольца снимайте, сережки снимайте. Прикиньте?