Каннибализм в греческих мифах. Опыт по истории развития нравственности

Уже Фридрих Август Вольф, написавший остроумное исследование о происхождении жертвоприношений, настаивал на связи человеческих жертвоприношений у греков с каннибализмом. [361] Появление жертвоприношений вообще он очень удачно объясняет желанием увеселить божество посредством дозволения участвовать на пиршествах, подобно тому как его увеселяли плясками, подарками и т. п. [362] «Божеству жертвовали только во время еды, уделяя часть того, что сами ели». [363] Таким образом, по его мнению, божеству уделяли человеческое мясо первоначально только во время каннибальских пиршеств; затем эти жертвоприношения получили самостоятельное значение и продолжали существовать, когда каннибализм давно уже успел исчезнуть. [364] Такого взгляда относительно предполагаемого каннибализма у древних греков придерживались однако только очень немногие филологи. [365] В настоящее же время более распространённые мнения учёных клонятся к отрицательному ответу на разбираемый нами вопрос.

Германн ясно высказался в своих «Греческих древностях», порицая Вольфа и других и приводя в доказательство своего противоположного мнения сказание о Ликаоне, превращённом в волка за то, что принёс в жертву своего сына. [366] Тут нельзя не заметить, что если и считать доказательную силу мифов в этическом отношении делом решённым, то и тогда из сказаний о Ликаоне можно было бы сделать только следующее заключение: что существовавшая некогда антропофагия сделалась со временем делом в высшей степени неслыханным; не говоря уже о том, что, на основании других сказаний, следовало бы в таком случае делать прямое заключение о существовании каннибализма. Какими же путями Германн пришёл к совершенно противоположному заключению – непонятно. Предполагал ли он, что сказание придумано только для того, чтобы отклонить народ от преступления, никогда и нигде в Греции не встречавшегося? [367] Или думал ли он, что однажды на самом деле случилось подобное преступление, и что народ придумал лишь сообразное ему наказание, изображая Ликаона превратившимся в волка? Да и в таком случае непонятно было бы, как могло так сильно распространиться и дойти до нас, после нескольких тысячелетий, известие об этом уединённом событии; к тому же, если мы допустим этот факт, то нельзя будет отрицать и возможности множества ему подобных. Наконец, знаем ли мы, что превращение в волка всегда считалось наказанием? Существуют ведь и такие рассказы, в которых известные превращения мотивируются желанием не наказать, а напротив, вознаградить за добрые поступки. Впрочем, одно приведение столь слабого аргумента таким основательным учёным, как Германн, ясно показывает, как мало придаётся филологами весу мысли, которая, будучи доказанной, могла бы, однако, вполне опрокинуть все оптимистические воззрения на первобытную пору Греции. Следствием этого ошибочного убеждения о неважности разбираемого вопроса я считаю и ту непоследовательность, с которой тот же учёный утверждает, что древние греки имели столь грубые понятия о некоторых богах, что представляли их себе поедающими мясо людей, приносимых в жертву. [368]