Оставшись один, я некоторое время думал о том, что мне теперь делать. После письма, после этих «долгожданных» слов. Однако обо всем этом думал я очень недолго. Сил у меня к тому времени не осталось. Я провалился в сон, на некоторое время избавившись от боли и пыток вопросами, на которые не находил ответов.
Он смотрел на всех свысока, не отличаясь при этом высоким ростом. Свое превосходство над другими он объяснял тем, что принадлежал, как он сам выражался, к «рабочему классу – гегемону советского общества».
Иван приехал из Тюмени, где работал на буровой. К нам его положили после того, как он рассорился с ребятами из соседней палаты. Причин он не называл, однако отзывался о своих бывших соседях очень презрительно. С ними он прососедствовал два с половиной дня. И за это время сумел достать всю палату своим агрессивным занудством. То кто-то, выходя в коридор, не закрыл за собой дверь. Потом кто-то из соседей, открыл окно без консультаций с Иваном. Гегемона-работягу раздражало все: громкий смех, оживленный разговор, храп, кашель, чужие костыли, прислоненные к спинке его кровати, неплотно закрытый кран. Был бы хоть малейший повод, а уж Ваня, как хороший дизель, моментально заводился и начинал тарахтеть, раздражая окружающих.
Так продолжалось два дня. На третий, рано утром, Иван пошел жаловаться на своих соседей заведующему отделением. Заведующий пообещал что-то предпринять. Иван ушел. А через час заведующему пришлось рысью бежать и разнимать дерущихся.
Инициатора потасовки перевели в нашу палату. При этом заведующий пригрозил ему, что в случае, если и здесь будут возникать какие-либо недоразумения, он не станет даже искать зачинщика, просто выпишет Ивана без продолжения лечения и без выдачи больничного листа. Угроза подействовала. Во всяком случае, хамить он перестал.
Иван боготворил деньги. Наличность была для него главным показателем ценности человека. Объем кошелька собеседника был решающим в определении его значимости и места, которое тот занимал в этой жизни по сравнению с самим Иваном. Себя же он оценивал исключительно высоко, потому что, как он выражался, «я – рабочий и я создаю все богатства в этом государстве». Соответственно этому утверждению «гегемон» требовал почтительного отношения к себе со стороны всех остальных.
Нужно сказать, что я впервые столкнулся с человеком, имеющим такое отношение к деньгам и к жизни. Он откровенно презирал всех, о ком говорил, в том числе пренебрежительно отзывался о лечащих его врачах. Понимание того, что он на своей буровой вышке зарабатывал значительно больше, чем врачи института, делало его отталкивающе чванливым и заносчивым.
Впервые увидев меня, Иван как-то странно хмыкнул и, оглядев остальных, неожиданно спросил.
– А чего его так обрезали? – и снова, хмыкнул.
Мои соседи – двое молодых парней Алексей и Юрий, аж привстали от такого «черного юмора». И быть бы скандалу, но я их опередил.
– Меня зовут Антон, – представился я.
– А-а-а, так ты еще и разговариваешь?
В его голосе слышалась угроза. Было непонятно, чего он хочет, и совсем не хотелось, чтобы все начиналось так нехорошо. Более чем пятнадцатилетний больничный опыт научил меня находить общий язык почти с каждым, с кем приходилось жить в одной палате. Я знал, что ни в коем случае нельзя начинать знакомство с конфликта.
– Разговариваю. Даже иногда на вопросы отвечаю, – я улыбнулся, показывая, что нисколько не обиделся.
– Меня Иваном зовут, – буркнул он. И, подойдя к своей кровати, бросил на нее принесенные вещи.
* * *
Вечером второго дня Иван сидел на своей койке. Ребята играли в шашки. Я, как и всегда в последнее время, занимался тем, что было для меня важнее всего: сгибал и разгибал в локте правую руку и разрабатывал кисть, сжимая маленький мячик.
– А вы столько денег видели? – совершенно неожиданно спросил Иван, обращаясь ко всем. С этим он полез в свою тумбочку и вытащил оттуда маленькую сумочку, извлек из нее бумажник и достал увесистую пачку денег.
Ребята, отвлекшись от игры, повернулись на голос. Я тоже посмотрел в сторону Ивана.
– Пятьсот рублей! – с каким-то совершенно непонятным торжеством в голосе сказал он. – Я это за месяц зарабатываю.
Не могу сказать, чтобы я когда-нибудь видел столько денег одновременно. Пачка, которую он держал в руке, равнялась сумме моей и бабушкиной пенсий за полгода. Ребята тоже были не из состоятельных. Было не понятно, какой реакции ожидал Иван. Восхищения? Удивления? Зависти? А оно того стоит? Поэтому и я, и ребята, посмотрев на деньги, почти сразу же вернулись к прерванным занятиям. Лишь Алексей что-то очень коротко буркнул.
– Чего ты сказал? – взвился Иван.
– Заработаем, я говорю, когда надо будет, – Алексей окончательно отвернулся, и решительно сделал свой очередной ход шашкой, давая понять Ивану, что для него тема исчерпана.
Я повернулся в сторону Ивана. Он увидел мое движение и стал перебирать деньги в руках. Закончив считать, медленно начал впихивать пачку купюр в бумажник. При этом продолжал бросать на меня короткие взгляды.