Кандидат

— Один раз, у самого океана, да и то, было куда холоднее. В тот год ледники словно сошли с ума, стометровые трещины на вчера ещё совершенно устойчивых плато. Но что-то мне подсказывает, что нам это сегодня не грозит.

— Почему ты так думаешь?

Сержант Оденбери подал голос впервые с момента их воссоединения с Ковальским, и голос этот Джону не нравился.

— Капсула старая. Значит, под нами не ледник, а почти голая скала, все ледники так или иначе текут. В обычном состоянии скорость местной гляциологии составляет пару километров в год. При таком возрасте железо давно оказалось бы на дне океана. К тому же… — Ковальский снова втянул ноздрями воздух. — Кажется, я упустил один важный момент. Воздух гораздо суше, чем должно быть при такой температуре. Если температура будет расти с той же скоростью, то снегу будет проще испариться, чем пробиваться отсюда к побережью в жидкой фракции.

Джон помотал головой. Ледяная планета у них на глазах готова была превратиться в плацдарм для глобального наводнения, а они тут сидят, и… что?

— Ковальский, у тебя есть какая-то вразумительная версия происходящего? Нам нужно срочно что-то предпринять, иначе этот климатический катаклизм может привести ко многим жертвам среди твоих же товарищей.

Оденбери, произнося это, чуть не скрежетал уже зубами. Джон выразительно посмотрел на Синтию, заканчивающую с биосьютом Экхарта, вот, смотри, твой первый настоящий пациент. Но вслух разумно ничего не сказал. Нужно дождаться итога этой перепалки. Ковальский, похоже, что-то хотел сказать в ответ. Не общие слова, а что-то конкретное. Он ещё не показал то главное, зачем он их вёл сюда.

— У меня есть версия. Я не знаю, действительно ли всё это — будущее Аракора, и мы непостижимым образом в нём застряли. Я даже не могу до сих пор сказать, реально ли то, что мы видим. Что это за призрачные протуберанцы, и почему на небе нет Штаа — я тоже не знаю. Но одно мне очевидно — вокруг нас кипит жизнь.

Джон оглянулся. Такая же мёртвая ледяная пустыня. Только горизонт начал с каждой минутой всё отчётливей наливаться темнеющей синевой. Стоило ожидать, если и правда начали таять ледники. Сколько сотен или тысяч лет понадобится Штаа, чтобы разморозить все эти гигатонны промёрзшего до точки смерзания углекислоты льда? Уж никак не пару минут.

Чудеса на грани мистики, и точно за гранью привычных физических законов. Но вот жизни — чтобы в это понятие ни вкладывал Ковальский — вокруг них никак не наблюдалось. И даже кисейные щупальца, без устали шевелившиеся на самом краю поля зрения всю их бесконечную дорогу сюда — даже они куда-то исчезли.

Так что же…

— Идите сюда, я не знаю, удастся ли транслировать сигнал по общему каналу, будем тянуть непосредственно через интерфейсы биосьютов.

В ладони Ковальского поблескивал какой-то полузнакомый прибор из наземного комплекта. Услужливый информатор подсказал — ловушка Виннера — название сходу ни о чём не говорило, Джон собирался уже свериться с детальной справкой, когда пошёл сигнал.

Великая Галактика…

Мир вокруг разом подёрнулся знакомой кисеёй, из сине-бело-чёрного окончательно став монохромным. Краски реальности были слишком тусклыми, чтобы всерьёз конкурировать с тем, что хлынуло в зрительный центр Джона, прожигая себе путь к его сознанию.

Вокруг него плескалось бушующее море энергии, пронизывающей пространство насквозь, проникающей в каждую клетку, втискивающейся в каждую межатомную связь и дальше, глубже, в недра адронных энергетических уровней и электронных облаков.

И энергия эта не стыла пассивным наблюдателем подобно чудовищной глыбе нулевого вакуумного уровня, морем Дирака, над бескрайней толщей которого вся наша Вселенная от слабеющего эха Большого Взрыва до беспощадного потока энергии квазаров галактического Ядра парила едва различимой дрожью флуктуаций. Нет, эта энергия жила, двигалась, подчиняя всё вокруг своей могучей воле.

Джон, едва успев привыкнуть к смутным образам уплотнений посреди этого сложнейшего движения, тут же узнал в них те самые призрачные колебания, которые с самого начала казались ему лишь галлюцинацией, фальшивыми образами, придуманными измученной нервной системой. Здесь они не были призраками. Только сейчас они стали реальными.

Сплетения щупалец рвали пространство на части, замешивая из него невообразимый коктейль форм и состояний, скручивая его в жгуты и сложнейшей топологии вывернутые воронки. Они сверкали внутренним огнём и сыпали искрами осколков компенсирующих частиц. Работа кипела на всех уровнях материи сразу. В небе громоздились астрономические величины щупалец-ксеноформеров, макроуровень громоздил вокруг них горы и равнины, на наноуровне контролировалась химия и далее в субъяд, в обычной же реальности смысл всех этих сложнейших манипуляций оставался неясен — Джон невольно вздрогнул, когда метровое «щупальце» прошло сквозь него, но так ничего и не почувствовал.