Кандидат

Почувствовав на лице влагу холодных капель, Джон попытался открыть глаза. После нескольких неудачных попыток это ему даже удалось. Над ним стоял, склонившись, Рэд, на его лице наливался краской грандиозный синяк — всё-таки Джону удалось в последний момент приложиться.

— Подъём, боец! — позвал далёкий голос, заполнивший голову дребезжанием сотни треснувших гонгов.

— А? Что? — с трудом ворочая головой, ответил тот. Кажется, он понемногу приходил в себя.

— Прости меня, Джон, я не должен был…

— Ничего. Сам нарвался. Нужно же было тебя как-то… растормошить.

— Будем считать, тебе это удалось.

Рэд с трудом, заметно морщась, помог Джону подняться, и они оба, только-только едва держать на ногах, на пару отправились в медчасть. Кажется, Рэд снова улыбался. По дороге Джон лишь раз спросил:

— …ты расскажешь мне, наконец, кто ты такой?

Рэд, не мигая, некоторое время смотрел Джону в глаза, потом отвернулся. Если бы это был другой человек, не Рэд, Джон бы подумал, что у того при этом на миг увлажнились глаза. Но это был именно Рэд. Человек несгибаемой воли. И Джон отбросил это глупое предположение.

В тот день поговорить не удалось, врачи лагеря подняли крику до небес, напичкали обоих своими генными активаторами, потом, не слушая ни единого слова против, уложили оперативников в саркофаги, где долгие часы у них обоих что-то латали, качая головой.

Эта история тянулась до самого вечера, после процедур Джон, верно, уснул, потому что очнулся он только на следующий день в обед.

Двигаться он ещё не мог, поэтому оставалось глазеть на мигающие огоньки контрольной панели его саркофага. Это занятие уже порядком надоело, когда вдруг зашипел гермолюк и в проёме показался Рэд, одетый почему-то в парадную униформу.

— Привет, Джон. У меня тут выдалась пара минут… Нет, не старайся, врачи сказали, что ты ещё часов восемь будешь немного не в себе. Так что и говорить — ты не можешь, а мне уже пора, срочно вызывают в Центральную.

Джон поморгал, давая понять, что понял. Рэд продолжал:

— Думаю, раз ты так просишь, стоит кое-что сказать, чтобы у тебя было время подумать до моего возвращения.

Он сел в кресло оператора, принявшись что-то настраивать в его саркофаге. Джон терпеливо ждал, куда ему торопиться.

— Ты очень интересовался моим прошлым. Ты всё время, с самого нашего знакомства на Аракоре стараешься вызнать у меня, что стоит за мной, что составляет мою, если хочешь, тайну.

Рэд улыбнулся и снова сделался серьёзен.

— Сейчас ты получишь такую возможность. И, поверь, любые слова тонут в том, что ты сейчас увидишь.

Некоторое время Джону было видно только выражение лица Рэда, морщащегося каким-то своим мыслям, но — решительного. Он что-то продолжал набирать на сенспанели управления, время шло.

— Не передумал? В последний раз задаю вопрос.

Только тут Джон догадался, о чём речь. Рэд предлагал ему транскраниальную имплантацию части собственной памяти. Джону даже приходилось прежде пользоваться этой процедурой, весьма неприятной и… слишком интимной, чтобы повторять её без надобности. Впрочем, сомневаться поздно, второго такого шанса Рэд ему просто не даст.

Джон твёрдо кивнул, и вокруг померкло.

Во мраке, пронзаемом колючим светом звёзд, плыл голубой шарик. Невероятным теплом веяло от этой крошечной искры, родины Рэдди. Вокруг его космоатмосферника танцевали свой восхитительно стройный танец такие же отточенные силуэты. Чувство полёта было потрясающим.

Во мраке, лишь изредка пронзаемом проблесками силовых башен, нёсся в пустоту флайер. Рэдди любил эти полёты под самыми облаками на недавно заселённых территориях. Только здесь, на километровой высоте, активировав все наружные сенсоры, вслушиваясь в живую тишину ночи, начинаешь понимать, что каждая планета, каждый заселённый мир — это поистине живое существо. Рэдди любил этот маленький тихий уголок в бушующем океане вселенной.

Во мраке, напоённом криками настоящих птиц и цоканьем белок-эйси, погружённый в беззлобное шуршание сосен, стоял дом. Ощущение непреодолимой тяги к этому месту было запредельным.

Тут жила она.

Оля.