Вся эта история не укладывалась в логику. Берсы в один голос подтвердили, что Ленский жил совершенно свободно, уезжал и приезжал когда хотел, никаких сопровождающих с ним не было. Более того, никаких знакомых он не привозил, и даже князь показался с ним всего лишь раз. Но как-то так получалось, что к себе в гости он не пригласил ни разу.
— Ленский не рассказывал, что его держали в клинике дуфевнобольных?
Вопрос заставил Берсов глубочайше изумиться, показался им нелепым и даже неуместным. Николай Карлович так и вовсе пролил наливку.
— Почему Антон отказался вступить в «Первую кровь»? — неожиданно спросил Родион Георгиевич.
Антонина промолчала, а Николай Карлович в расстройстве поставил полную рюмочку на поднос и сказал укоризненно:
— Ну, зачем же так! Я же все объяснил!
— Кого могли бы указать, как возможного содала? — коллежский советник не обращал внимания на условности.
Антонина не знала ни одной фамилии. Инициалы «Н.Н.М.», «В.В.П.» и «В.Ф.М.» ей ни о чем не говорили. Про «С.П.В.» пришлось умолчать.
— Когда видели князя последний раз?
— Кажется, когда он привез Петра… — Антонина задумалась, но быстро ожила: — Нет, потом еще раз… А, вспомнила: на прошлой неделе, в четверг.
— Антону тогда предложили стать содалом?
Взрослая барышня вдруг вспыхнула маковым цветом и отскочила разглядывать книжные шкафы. А Николай Карлович от волнения позволил себе четвертую рюмашку.
Невежливый чиновник полиции встал из-за стола, так и не притронувшись к закуске:
— Когда уехал Антон Ильич?
— В четверг же. Я лично посадил его на парижский поезд на Николаевском вокзале, — заверил старший Берс и поспешно добавил. — В восьмом часу вечера, а после поехал на дачу.
— Что делал после? Скажем, около часу ночи?
— Поужинали, чаю напились с Антонишей, на веранде посидели, да и спать отправились… Опять с меня алиби требуется? Да за что же такая немилость, в самом деле! — Николай Карлович обижено шмыгнул носом.
— Благодарю за угофение, нам пора.
— Берете меня на расследование? — с надеждой обернулась Антонина.
— Вас — нет. А вот Николай Карлович поедет со мной. Не возражаете?
Коллежский асессор горячо выразил готовность следовать куда угодно. Хоть в преисподнюю.
Августа 8 дня, около трех, +23 °C
Императорская медико-хирургическая академии на Загородном проспекте
Говорят, по дороге в преисподнюю души навещают морг, чтобы на тела свои посмотреть. Но даже если какая мелкая душонка и решила сунуться в морг академии, то в ужасе упорхнула обратно.
Бесчеловечный запах сигарки разогнал даже санитаров. Сам же Аполлон Григорьевич, в приподнятом настроении, возился с «чуркой». Бережно пристроил левую руку: линия разрыва легла на предплечье как живая. Затем приложил правую. И она сошлась с телом.
Подошла очередь ног. С ними пришлось повозиться. Трупное окоченение вывернуло конечности так, что они никак не хотели возвращаться на место, данное от природы. Но твердые руки криминалиста, скальпель и молоток исправили положение. Ноги прикрепились к коленям.
Последние сомнения отпали: оригинальный «чурка» превратился в тривиальный труп без головы. Однако, работа сделана мастерски. Лебедев невольно залюбовался. А чтобы труды не пропали зря, взял иглу и приметал конечности суровой нитью по живому. То есть по мертвому. Труп стал похож на старую куклу, которой заботливая мамаша наскоро пришила руки-ноги, а голова закатилась под кровать. Что и говорить, зрелище познавательное.
— Экий ты, братец, Франкенштейн! — проговорил Лебедев, пыхнув сигаркой. — Оживить бы тебя хоть на минутку, узнать, кто так постарался — и обратно в царство теней… А то ведь создатель твой слишком умен, подлец, так умен, что любого мудреца на простоте проведет, да!
Аполлон Григорьевич пенял только на себя. И никого больше. Как мог опытнейшей криминалист допустить небрежность, прямо скажем — преступную, понять невозможно. Что скрывать: будь Аполлоша порасторопней, второго убийства можно было избежать. Сидел бы сейчас живой и здоровый Меншиков и давал показания как миленький. Главное — теперь предупредить Ванзарова: приготовлен еще одни сюрприз. Камуфлет с эффектами. Только вот вопрос: где и с кем?
Августа 8 дня, пять вечера, +22 °C
Особняк князя Одоленского в Коломенской части С.-Петербурга
Кем бы ни был господин, а вел себя откровенно нагло. Явился как ни в чем не бывало, принялся звонить, потом выразил недовольство громким стуком в дверь, затем и вовсе стал безобразничать: бегать от окна к окну и лупить что есть мочи в рамы. Пришлось филерам пресечь наглеца.