– Чем ответил Антон Ильич?
Передовая девушка в смущении тронула переносицу очков:
– Он твердо заявил, что не разделяет идей однополой любви. Антон стал избегать Петра и очень редко приезжал на дачу, все сидел в городе.
– Когда Ленского видели в последний раз?
– Кажется, в среду… да, точно, в среду. Заехал попрощаться, сказав, что съезжает с дачи. Обещал бывать у нас осенью.
– Как узнали, что Ленский – племянник князя?
Старший Берс взвалил вину на себя: Павел Александрович как-то проговорился, а уж он донес племянникам. Объяснение было принято.
– Вы знали, что у Петра роман с моей женой? – спросил Ванзаров.
Николай Карлович подавился настойкой, огурчик застыл в воздухе, и коллежский асессор даже возмутился:
– Поймите, это невозможно!
– Она сама призналась, – спокойно уточнил Родион Георгиевич. – Так знали?
– Да… – печально согласилась девушка. – Петр как-то сказал, что ему надо упражняться, чтоб не забыть общения с женщинами… Если б я знала, что Софья Петровна ваша жена… А то вас мы и не видели… Если бы не «Пять капель смерти», то я бы никогда… Живешь и не знаешь, что дачный сосед – великий сыщик…
Родион Георгиевич потрудился выудить из пиджака измятый снимок и предъявил девушке.
Антонина без всяких сомнений опознала дачного знакомого.
Вся эта история не укладывалась в логику. Берсы в один голос подтвердили, что Ленский жил совершенно свободно, уезжал и приезжал, когда хотел, никаких сопровождающих с ним не было. Более того, никаких знакомых он не привозил, и даже князь показался с ним всего лишь раз. Но как-то так получалось, что к себе в гости он не пригласил ни разу.
– Ленский не рассказывал, что его держали в клинике дуфевнобольных?
Вопрос заставил Берсов глубочайше изумиться, показался им нелепым и даже неуместным. Николай Карлович так и вовсе пролил наливку.
– Почему Антон отказался вступить в «Первую кровь»? – неожиданно спросил Родион Георгиевич.
Антонина промолчала, а Николай Карлович в расстройстве поставил полную рюмочку на поднос и сказал укоризненно:
– Ну, зачем же так! Я же все объяснил!
– Кого могли бы указать, как возможного содала? – коллежский советник не обращал внимания на условности.
Антонина не знала ни одной фамилии. Инициалы Н.Н.М., В.В.П. и В.Ф.М. ей ни о чем не говорили. Про С.П.В. пришлось умолчать.
– Когда видели князя последний раз?
– Кажется, когда он привез Петра… – Антонина задумалась, но быстро ожила: – Нет, потом еще раз… А, вспомнила: на прошлой неделе, в четверг.
– Антону тогда предложили стать содалом?
Взрослая барышня вдруг вспыхнула маковым цветом и отскочила разглядывать книжные шкафы. А Николай Карлович от волнения позволил себе четвертую рюмашку.
Невежливый чиновник полиции встал из-за стола, так и не притронувшись к закуске:
– Когда уехал Антон Ильич?
– В четверг же. Я лично посадил его на парижский поезд на Николаевском вокзале, – заверил старший Берс и поспешно добавил: – В восьмом часу вечера, а после я поехал на дачу.
– Что делали после? Скажем, около часу ночи?
– Поужинали, чаю напились с Антонишей, на веранде посидели да и спать отправились… Опять с меня алиби требуется? Да за что же такая немилость, в самом деле! – Николай Карлович обиженно шмыгнул носом.
– Благодарю за угофение, нам пора.
– Берете меня на расследование? – с надеждой обернулась Антонина.
– Вас – нет. А вот Николай Карлович поедет со мной. Не возражаете?
Коллежский асессор горячо выразил готовность следовать куда угодно. Хоть в преисподнюю.
Говорят, по дороге в преисподнюю души навещают морг, чтобы на тела свои посмотреть. Но даже если какая мелкая душонка и решила сунуться в морг академии, то в ужасе упорхнула бы обратно. Бесчеловечный запах сигарки разогнал даже санитаров. Сам же Аполлон Григорьевич в приподнятом настроении возился с «чуркой». Бережно пристроил левую руку: линия разрыва легла на предплечье как живая. Затем приложил правую. И она сошлась с телом.
Подошла очередь ног. С ними пришлось повозиться. Трупное окоченение вывернуло конечности так, что они никак не хотели возвращаться на место, данное от природы. Но твердые руки криминалиста, скальпель и молоток исправили положение. Ноги прикрепились к коленям.
Последние сомнения отпали: оригинальный «чурка» превратился в тривиальный труп без головы. Однако работа сделана мастерски. Лебедев невольно залюбовался. А чтобы труды не пропали зря, взял иглу и приметал конечности суровой нитью по-живому. То есть по мертвому. Труп стал похож на старую куклу, которой заботливая мамаша наскоро пришила руки-ноги, а голова закатилась под кровать. Что и говорить, зрелище познавательное.
– Экий ты, братец, Франкенштейн! – проговорил Лебедев, пыхнув сигаркой. – Оживить бы тебя хоть на минутку, узнать, кто так постарался, – и обратно в царство теней… А то ведь создатель твой слишком умен, подлец, так умен, что любого мудреца на простоте проведет, да!