«Каменный мост»

Видно отсюда? Его? Ну вот. Это ксерокс. Но и настоящая у нас, эт-та, есть. А сам пропал. Куда дел деньги? Непонятно! На себя столько не истратишь, если только на баб, верно, Николаич? Денег нет. И Чухарева нет. Паперно убытки. Паперно плачет, дети его плачут: хотим кушать!

Мы должны помочь своему партнеру. Паперно долг нам продает – ему хорошо, деньги к нему вернулись, теперь нам плохо. – Дядя Федя прошептал: – У нас же бизнес.

Мы же бизнесмены. – И спрятал бумагу в карман. – Решить вопрос вашего друга просто – возвращайте сумму. И скорей. – Он нахмурился и мультипликационным голосом пробасил: – Мы терпим убытки, – и рассмеялся, дергая щеками и морща лоб.

– Ты посчитал, сколько нам должен?! – Ублюдок остановился точно за моей спиной, сейчас огреет чем-то тяжелым вдоль хребта. – Ты знаешь наши правила. Один день – один процент. Пятьсот штук. Неси деньги!

– У вас же… подтверждающие документы… Так понимаю, у него фирма… но возникли проблемы… Если дать время, он может что-то наладить. Или через суд…

Ублюдок быстро нагнулся и пыхнул в ухо:

– Тебя как зовут? – и действительно подождал ответа. – Ты че?! – И рванул стул из-под меня, я грохнулся и покрабьи отпятился в угол, вскочил, чуть не свалив ширму, – ублюдок подпрыгнул вплотную, подпихивал плечом к стене и завизжал. – Ты че сюда говорить приехал? Пусть деньги отдает! Или сам отдай! У тебя есть что, квартира, дом? Пойдем посмотрим, – дергал меня за руки клещами. – На чем ты приехал? Машину отдашь!!! Ты знаешь, скока денег ушло, чтобы у дома его пасти?! Квартирой ответишь! Паспорт давай! Звони! Чтобы паспорт везли! Где твой телефон?! – И раз костяшками пальцев по губам!

Я вырвался… нет, он отпустил.

– Мне говорили, вы серьезные люди… Я у Вячеслава Петровича вчера спросил, он сказал: не мелочь, уважаемые люди.

Дядя Федя восторженно прижмурился, взглянув на моргнувшего Николаича, раздвинул лопатистые ладони, словно обозначая размер пойманной рыбы, и заговорил, ласково посматривая в отгороженное пространство, как в корзину с котятами:

– А что делать? Как по-другому? Такие друзья, как у тебя, на каждом шагу. Взял деньги у Паперно и пропал.

Что за люди – развести и разорвать! Верно, Николаич?

Пидармоты. Только и молимся за творящих нам напасти.

Прости меня, господи, – ощупывающе перекрестился и хихикнул. – Вот и приходится: где словами, – и опять слюняво потянул в себя воздух, – а где ломами. Слово надо держать. Взял – отдай. Не получилось по бизнесу – бывает. Пусть у друзей займет, квартиру продает. У мира помощи попросит… А что это мы все говорим? Мы да мы.

А вот вы – скажите! – И разулыбался так, что глаза утонули в замаслившемся лице.

Ублюдок вернулся на место, бормоча различимо «потом поговорим…», «я т-тебе…», «зарою…», я двинул свой стул вперед, как шахматную фигуру, подсел и выпил тепловатый горчайший чай – весь.

– У меня есть пятьдесят тысяч. Отдаю, и закройте этот вопрос.

– Ты че, за лохов нас держишь?! – опять пружинкой подскочил ублюдок. – Николаич, что мы с ним говорим?! Ты за кого нас принимаешь? Копейка в копейку!

По счетчику!

Я зацепил в хлебнице ломтик черного с семечками и мелко, мышьи укусил, чтобы хватило на подольше, и потолкал языком – опухает губа?

– Так мы не разойдемся, – дядя Федя сделал морду грозной и картонно неподвижной и уставился далеко за мою спину: что-то там нехорошее, уже решенное для меня… – Я думал: пришел серьезный, взрослый. Понимает, куда пришел. А тут… – он оглянулся на Николаича, – даже не знаю, как ты отсюда вырулишь, человечек… – И нагнулся ближе ко мне и тихохонько сказал: – Так нельзя. Нельзя даже думать, что можешь нас опустить. Пятьсот штук. Откуда? Послушай, какое мне дело? Я, что ль, брал эти деньги? А? Квартиру пусть продает, матери квартиру приватизирует и продает, участок, пусть едут все в коммуналку на три метра – но отдаст все.

Мое слово. А мое слово, тебе должны были сказать, дорого стоит. Он ждет? Он дождется, – И обморочно прошелестел: – Чтоб матери по башке трубой дали? Чтоб девка его без ног осталась?

– Понимаете…

Он вмазал вдруг рукой по столу и рявкнул:

– Я понимаю, когда вынимаю!!! Он – должен.

Отдышаться…

– Пятьдесят я могу, – и зачем-то добавил, жалко приложив ладонь к груди (зря!): – У меня больше нет.

– Поедешь с нами. Покажешь, где он, – вдруг прошепелявил Николаич, но не шелохнулся.

Дядя Федя исполнил глазами «что я говорил? я ж тебя предупреждал!», ублюдок вцепился в воротник и потянул: давай-давай.

– Попробуйте. – Еще чуть-чуть, вот это перевалить. – Вон тут у вас какие шайбы за меня цепляются. Я не знаю, где Чухарев. Мне по хрену он. Я семью его хочу выручить. Но только если я… Выйдут на вас в три секунды.

И Вячеслав Петрович за это вас не похвалит. Это я обещаю. И Виктор Михайлович тоже. Они говорили, вы серьезные.

А скоро я пойду, кончится снег и потеплеет, мгновенно пройдет еще один глоток моей бессмысленной потной жизни, и умру, и от меня ничего не останется…

Я вспомнил маму.

– Вы будете еще что-нибудь? – официантка заглянула и исчезла, шурша халатом.

– Он брал сумму у Паперно? Брал. И отдаст. Пятьсот штук.