Каменный мешок

— И тебе стыдно, что тебя угораздило стать его жертвой, жертвой такого отвратительного ничтожества, и ты остаешься одна, никого к себе в душу не допускаешь, а особенно детей. И так ты сидишь, одна-одинешенька, и готовишься, ждешь следующего раза, когда он на тебя накинется, и ведь это всякий раз без предупреждения, без причины, просто так, ни с того ни с сего, а он налетает на тебя, едва не лопаясь от ярости и злобы, и нет смысла спрашивать, отчего и почему, и вся твоя жизнь превращается в ожидание следующего удара, и ты все думаешь, когда тебя ударят снова, куда тебя ударят, как будет больно, в котором часу, какой будет день недели, какая фаза луны и еще, и еще… и еще ты думаешь, а что можно сделать, чтобы попробовать отвратить неизбежное? Чем усерднее я стараюсь делать ему приятное, тем большим ко мне презрением он переполняется. Чем я услужливее, чем больше я его боюсь, тем сильнее, жарче он меня ненавидит. А если я смею оказать сопротивление, то уж тогда он распаляется как следует и от меня живого места не остается. С ним нельзя вести себя правильно или неправильно. Ты всегда виновата.

Мама вздохнула.

— И в итоге ты мечтаешь только об одном — чтобы это кончилось. И тебе плевать, как именно. Плевать решительно. На что угодно согласна, лишь бы этому настал конец.

И в доме наступила гробовая тишина.

Миккелина, боясь шелохнуться, лежала в кроватке, а мальчишки тихонько подошли и сели рядом с мамой, каждый со своей стороны. Все трое не пропустили ни одного ее слова. Она говорила правду — никогда прежде она не открывала им глаза на бездну мучения, в которой ей выпало жить целую жизнь, такого неизбывного, что она уже и не помнила другой жизни.

— Все будет в порядке, — сказал Дейв.

— Мам, я тебе помогу, — сказал Симон.

Голос серьезный, как у взрослого. Мама посмотрела на него.

— Я знаю, Симон, — ответила она. — Я всегда это знала, бедный мой сыночек.

Шли дни, и Дейв все свободное время проводил в доме на Пригорке, и все больше — не с детьми, а с мамой. Иногда он сидел с нею дома, а иногда они ходили гулять вокруг Рябинового и Козлиного озер. Мальчишки, конечно, не отказались бы бегать за ним хвостиком и дальше, но Дейв почему-то больше не звал их с собой на рыбалку и меньше занимался с Миккелиной. Впрочем, дети не жаловались — они заметили, как сильно изменилась мама, считали, что все это благодаря Дейву, и радовались за нее.

Прошло около полугода с того дня, как Грима увела из дому военная полиция, и наступила осень. И как-то раз — стояла очень хорошая погода — Симон увидел, как Дейв и мама идут домой. Они были еще довольно далеко, шли очень близко друг к другу и держались за руки. Симон на всякий случай протер глаза, но так оно и было. А подойдя поближе к дому, они разомкнули руки и отдалились немного друг от друга, и тогда Симон понял — они не хотят, чтобы люди про это знали.

— Что вы с Дейвом думаете делать? — спросил Симон маму однажды осенним вечером, когда пригорок погрузился во тьму. Вся семья сидела на кухне, Томас и Миккелина играли. Дейв, как обычно, провел с ними весь день, но как солнце стало клониться к закату, вернулся к себе в казармы.

Заданный Симоном вопрос висел в воздухе все лето. Дети много раз обсуждали это между собой, и каких только историй не придумывали — и все они кончались тем, что Дейв становился им приемным отцом, выгонял Грима к чертям собачьим и больше они папашу не видели.

— В каком смысле «делать»? — спросила мама.

— Ну, когда он вернется, — сказал Симон.

Миккелина и Томас бросили играть и стали смотреть на маму и Симона.

— Рано думать об этом, — ответила мама. — Он еще не скоро вернется.

— Но что вы намерены делать?

Миккелина и Томас переводили взгляд с Симона на маму и обратно. Мама посмотрела на Симона, потом на Миккелину и Томаса и сказала:

— Он нам поможет.

— Кто? — уточнил Симон.

— Дейв. Он нам поможет.

— И что он намерен сделать?

Симон пристально смотрел на маму, пытаясь прочитать ответ у нее в глазах. Мама и не думала отводить взгляда:

— Дейв хорошо знает, как вести себя с такими, как он. Он знает, как совладать с ним.

— И что он намерен сделать? — не отставал Симон.

— Не стоит тебе об этом думать, — ответила мама.

— Он поможет нам избавиться от него?

— Да.

— А как?

— Я не знаю. Он говорит, лучше нам покамест знать как можно меньше, и мне вообще не стоило заводить с тобой этот разговор. Я не знаю, как он намерен поступить. Может, поговорит с ним, нагонит на него такого страху, что он нас больше пальцем не тронет. Дейв говорит, у него есть друзья в армии, которые нам помогут, если что.

— А что будет, если Дейв уедет? — спросил Симон.

— Уедет?

— Если он уедет отсюда, — пояснил Симон. — Он же не может все время быть тут. Он солдат. Солдат отсюда все время куда-то забирают и отсылают. В казармах постоянно появляются новые солдаты. Что, если он тоже уедет? Что мы тогда будем делать?

Мама посмотрела сыну прямо в глаза.

— Мы что-нибудь придумаем, — сказала она очень тихо. — В этом случае мы обязательно что-нибудь придумаем.

19