Каменный Кулак и мешок смерти

Когда отполыхало пламя грабежа, когда умолкли мольбы и крики казнимых служителей Йоксы, когда были выпотрошены подвалы островерхого терема Мертвого Бога, когда, удовольствовавшись свершенной местью и малой толикой добычи, Роуен покинули пешие и конные союзники викингов, когда сход шеппарей пересчитал оставшиеся прибытки и огласил, что каждому гребцу несметной ватаги должно достаться по триста девяносто крон серебра, имя Хрольфа окуталось Славой, точно конунг горностаевой накидкой. Множество кубков терпкого франкского вина осушили северяне за своего вождя из славного рода Гастингов. Еще вспоминали за бражной утехой огромного рыжего Бьёрна, прорубившего дорогу в строю роуенских латников. И лишь немногие махавшие бранным железом рядом с венедами уверяли всех, что золото эвека досталось шёрёвернам только благодаря Каменному Кулаку.

Варяжское затмение

После победы над Роуеном мир викингов переменился, подобно оборотеню в полнолуние.

Шёрёверны, и прежде не считавшие домоседство и миролюбие мужскими благодетелями, точно сорвались с цепи почище Большого Руна.[190] Они потеряли из вида последний предел своей жадности и жестокости. Все племена, жившие по рекам, впадавшим в Северное море, засыпали и просыпались с ужасом в душе. У этого ужаса было много имен – норманны, гёты, свеоны, данны, и одно общее прозвание – викинги. Год за годом приходили они грабить то, что другие нажили скорбным трудом. Но теперь им уже было мало небольших деревень и рыбацких поселков. Страх перед воинами в меховых сапогах поселился и в больших городах, обнесенных каменными стенами.

Этот страх породил множество небылиц. Взять хоть ту, в которой говорилось, будто для взятия крепостей викинги возят на своих драккарох горных троллей. Или ту, что вещала, дескать, северяне для обретения нечеловеческой силы пьют кровь младенцев. И это были, пожалуй, самые безобидные из всех нелепиц. Однако звучали среди всего этого нагромождения ночных страхов и вполне правдивые рассказы. И среди них сказания о Непобедимом Гастинге и его могучем выученике Бьёрне. Сколько бед причинили они разным землям – столько же Славы воспели им скальды. Кого ни послушаешь, все в один голос твердили, что не ведали эти два викинга преград ни на море, ни на суше, что любую дружину могли они одолеть, любые ворота открыть и любую казну взять. Вот только в одном расходились сладкоголосые певцы: никто из них не мог доподлинно сказать, у кого из них – у Гастинга или у Бьёрна – был каменный кулак…

А непобедимый Хрольф Гастинг всего-навсего хорошо заучил урок, который преподал ему Варглоб Кнутнев перед походом на Роуен. С изворотливостью сына бонде он повторял его раз за разом. И каждый раз по-другому. Он бы подобен грозе в летний полдень. Никогда нельзя было предугадать, где он появится и что предпримет. Однако от трех правил, некогда услышанных от щуплого венеда, он не отступал никогда: Хрольф всегда высылал вперед соглядатаев; всегда искал племена, имевшие зуб на тех, кого собирался грабить; и всегда шел в поход, только заполучив на свой драккар Каменного Кулака.

Тугодумом сын Снорри не был, а потому скоро смекнул, что стоит ему заикнуться о походе на восток, как Варг тут же начинает со всей страстью души описывать ему выгоды походов на запад. Хоть в Исланд, хоть к луарским франкам, только бы не к венедам на Волхов.

Годинович и сам сознавал свою слабость и порой пытался совестить Хрольфа, напрямки упрекая сторешеппаря в том, что тот заставляет его заниматься делом, которое ему, Волкану, не по нутру.

– Помнишь, когда я подобрал вас на волховском берегу, ты спросил, зачем я это делаю? – усмехался варяг. – Я тогда ответил, что хочу, чтобы ты всегда стоял у меня за правым плечом. После этого ты согласился подняться ко мне на борт. Это же против Дрергезкапура – отказываться от собственных слов. Вот я, как и прежде, хочу, чтобы в бою ты стоял у меня за правым плечом. А ты, похоже, позабыл свои слова.

– Так я тогда ничего и не сказал, – укорял его венед. – Негоже перекидывать в мой огород камни, которых там отродясь не было.

– Но ведь ты же тогда забрался ко мне на Гром, а мог бы остаться и еще побегать от дворни ильменьского князя.

Волькша скрипел зубами, испепелял Хрольфа взглядами, бранился, угрожал, но в конце концов смирялся и возвращался домой с тяжелой для них с Эрной вестью о скором отплытии в новый поход.

В чем еще племянник Неистового Эрланда был силен, так это в прокладывании пути по звездам и солнцу. И не завидный, чистый как слеза кусок глаза Имира[191] был тому причиной. Хрольф вполне мог обойтись и без него. Мореход чувствовал направление каким-то особым наитием. И не просто безошибочно угадывал север или юг, а находил землю, точно ворсинка кусок янтаря.