— Это у меня все одно как вот стрелка у компаса к северу тянется, — заключил свой рассказ Алексей. — А как это получается — никакими словами не объяснишь. Вот идем мы с тобой, а я уже наперед все угадываю.
— Через край, через край хватил!
— Ничего не через край! К примеру, подойдем мы к реке, а в ней вода на полметра поднялась. Сам увидишь, верно тебе говорю…
— И лодку нашу водой унесло, — добавил я, чтобы позлить Алексея.
— Никуда ее не унесет, — в самом деле сердясь, возразил Алексей. — Во-первых, моими руками привязана. Во-вторых, в таких кустах стоит, что не только вода — не знаю, как мы с тобой ее вытащим.
По открытому лугу гулял теплый весенний ветер. Куда только ни доставал взгляд, цвели подснежники, ветер встряхивал их фиолетовые колокольчики, с тыльной стороны поросшие голубым пушком, и мне казалось, что я слышу тихий, нежный звон.
Алексей шел, все убыстряя шаг, я едва поспевал за ним.
— Алеша, я так не могу. У меня уже в боку колет…
Не останавливаясь, он оглянулся, лукаво мне подмигнул и заломил фуражку на затылок.
— Ничего… Хорошо… — протяжно сказал он.
И опустился на землю. Сбросил винтовку с плеча, распахнул куртку, подставляя грудь ветру, сразу наполнившему его черную сатиновую косоворотку, и, улыбнувшись, широко раскинул в стороны руки.
Я сел рядом с Алексеем. Приятный гуд, побежавший по натруженным ногам, заставил меня тоже улыбнуться. Не знаю, сравнимо ли с чем это счастливое ощущение отдыха на весеннем лугу после долгой и утомительной ходьбы?
Алексей повернулся на бок, от движения фуражка свалилась с головы. Он провел растопыренными пальцами по волосам, и тут я у него заметил седину на висках.
— Эге, Алеша, да ты, оказывается, стареть начинаешь…
— Ничего не стареть, — возразил он. — Бывает такое худое лето: в июле иней все посеребрит, — так это не значит, что осень уже наступила.
Не знаю, сколько времени мы пролежали, нежась под теплым ветром и солнцем, но я успел вздремнуть. Встать нас заставила одновременно обоим пришедшая мысль: «Не опоздать бы!»
И мы снова пошли цветущим голубым лугом, направляясь к реке.
— Вот ты в старики меня произвел, седину заметил, — с необычайной серьезностью заговорил Алексей. — Чепуха это: стариком я не скоро еще стану. Ты другого во мне не заметил. Ты вот мне что скажи: почему я места себе не найду?
— Да ты же сам говорил: от радости.
— Какой ты! — поморщился Алексей. — Нельзя же все в одно слово загонять. Сказал, а ты уж и прицепился. Радость радостью, конечно, не отбросишь ее. Человек и порадуется, и напеременку поскучает когда, это все и со мной происходит. Это — как день и ночь сменяются. У меня же еще и другое: приехал я, а места себе не найду, беспокоюсь. И день ото дня больше. Ты понимаешь: человек с фронта вернулся домой, руки, ноги — пусть стреляные — целешеньки, жена — в почете, сын родился, другой — то же, что родной. Старики в мире, в согласии с нами живут. Стал я на работу, какая по душе. Заработков наших на жизнь хватает. Любому расскажи — завидовать станет. А вот ты мне и ответь: почему я недоволен?
— Хорошо, Алеша, подумаю, — согласился я, зная отлично его манеру засыпать собеседника вопросами, а потом самому же на них и ответить. Проблема, поставленная Алексеем, меня заинтересовала: у человека все, кажется, сошлось благополучно, а он недоволен. Почему? Я достаточно хорошо знал Алексея и поэтому сразу же и решительно отбросил всякую мысль о наигрыше, рисовке с его стороны. Видимо, было действительно что-то серьезное. Любопытно, как он сам начнет объяснять?
Но Алексей на этот раз не спешил, и так, в молчании, мы подошли к реке. А тут все наши раздумья мгновенно отлетели, и перед нами встал другой, донельзя простой и вместе с тем чрезвычайно сложный вопрос: куда девалась наша лодка?
В одном отношении Алексей оказался пророком: вода точно поднялась на полметра. Но он ведь гарантировал и сохранность лодки! А лодки не было. Мы стояли и недоуменно разводили руками. Водой не могло оторвать: веревка была очень крепкая,- а узел завязывал сам Алексей. Люди? Но кто мог ее отыскать в густом тальнике, под обрывом, вдали от всяких дорог и пешеходных тропинок! К тому же украсть лодку, когда она, привязанная, стоит вдали от всякого жилья… Нет, нет, на Чуне это дело просто неслыханное.
— Вон она! — яростно вдруг заорал Алексей и хлопнул фуражкой об землю.
— Где?.. Где ты ее видишь?
— Где!.. Вон она, на том берегу..!
Противоположный берег реки поднимался крутым и высоким каменистым откосом. Местами его прорезали узкие, глубокие промоины. По кромкам этих щелей росли кусты, скрашивая унылые желтые осыпи. В одной из таких щелей, едва различимая сквозь мелкую поросль ивняка, и стояла наша лодка. Кто-то, значит, переплыл в ней на ту сторону.
Кряхтя и охая от досады, мы уселись на траву. Нам оставалось только одно: сидеть и думать.
Кто переплыл, зачем? Вернется ли он на этот берег и если вернется — когда?