Каменный фундамент

Все дальше и дальше выдвигается лодка к середине — ее обгоняет плывущий бурелом — и все сильнее притягивает к себе протока. Вот самый клин, разлив, водораздел… Куда: направо — в протоку — или влево — в запань?.. Струя подхватывает лодку и мчит на самый остров… В нетерпении я вытягиваю шею. Катюша цепляется мне за плечо… Ах, черт!.. Ну, еще! Еще чуть-чуть… Связку бревен затягивает в протоку, а лодку — в главное русло реки… Бечева натягивается, и к клину песчаной косы прижимается с одной стороны лодка, а с другой — бревна. Люди выходят на косу, вынимают из лодки стяги и, шаг за шагом поддевая стягами связку бревен, выталкивают ее против течения. Теперь можно развязать бечеву — бревна сами сплывут в запань.

Освободившись от груза, лодка поплыла опять вверх, к изголовью острова.

— Кого они посадили в корму, лодкой править? — гневно сказала Катюша. — Лешку надо, без горя протоку прошли бы.

— Сильное течение, — возразил я. — Кого хочешь унесет.

— Ну, Лешу не унесет, — гордо ответила Катюша. — А то сели какие-то суслики.

А лодка уже зачалила новую связку бревен и повторила свой путь. Только теперь «суслики», видимо учтя первый урок, зашли вдоль острова как можно выше, еще прилежнее налегли на весла и благополучно миновали протоку.

— Это им Лешка растолковал, — убежденно сказала Катюша, из-под ладони поглядывая на реку (лодка, освободившись от связки бревен, поплыла в очередной свой рейс).

Вдруг, приложив руку к щеке, Катюша жалобно проговорила:

— Лешка-то теперь го-о-лодный…

Закончив проверку и крепление обоновки, рабочие ушли. Остались только двое наблюдать за уровнем воды.

Воткнули в берег у самой воды сторожки — неширокие рейки — и сидели, благодушно покуривая. Волна рабочего шума отхлынула вместе с людьми за забор, и там тоненько, будто прокашливаясь, гуднул гудок; завод очнулся, заработал.

К вечеру, когда солнце приблизится к горизонту, звуки становятся слышнее, особенно над рекой. Где-нибудь далеко тюкнет человек топором по бревнышку — видно, как блеснет лезвие, — пройдет одна-две секунды, и отчетливый, будто умытый, такой чистый, послышится звук удара. Говорят, это к дождю.

На заводе, в дальнем углу биржи, складывали доски. Можно было не глядя определить их ширину. Одни ложились в штабель, издавая смачный, чавкающий звук, — тесины широкие, тонкие; другие дребезжали, подпрыгивали — дебелые плахи, бруски. Как будто вовсе рядом повизгивали вагонетки, на которых подвозили нераспиленные бревна к раме. Громыхала, разматываясь, цепь на лебедке.

Мое внимание привлекла стайка рыбешек. В окне между плотов они смело разгуливали взад и вперед, спинками почти касаясь поверхности воды. Иногда они, повиливая хвостами, опускались вниз и совсем скрывались из виду. Потом появлялись вновь и, завидев упавшую на воду букашку, толпой бросались за ней.

Увлеченный своими наблюдениями, я забыл о Катюше. А когда оглянулся, на берегу ее не было видно.

— Катя! Катя! — позвал я.

Она откликнулась где-то в березнике.

— Ты куда ушла?

— Гри-бы собира-ю-у… Иди помо-га-ать…

Березничек был невысокий, немного выше человеческого роста, но очень густой. Трава в нем тоже была густая. Я долго ходил, пробираясь сквозь плотные заросли, но не мог найти ни грибов, ни Катюши. Я аукнул, она, лукавая, не отозвалась. А тут опять напала мошкара…

Наконец я заметил обабок величиной чуть ли не с чайное блюдце. Однако стоило мне дернуть его за корешок, как шляпка упала на землю — настолько он оказался дряхлым и червивым. Это меня обозлило.

— Катя, — сердито сказал я березнику, — ну их к черту, твои грибы, я пошел обратно на берег.

И тогда березняк отозвался заливистым хохотом.

Катюша, оказывается, ходила все время поблизости от меня, но только из шалости держалась против солнца.

Она вышла навстречу мне простоволосая. Солнце, пробиваясь сквозь плотную листву, озаряло ее мягким желтым вечерним светом. Казалось, лучи этого света запутались у нее в волосах — так неотступно они следовали вместе с нею. В платке, завязанном узелком, она несла грибы, их крепкие шляпки так и выпирали сквозь ткань платка. В другой руке Катюша держала букет желтых с пунцовыми открылками венериных башмачков, перемешанных с голубыми орликами.

— А чего ж ты, — с усмешкой сказала Катюша, — чего ж ты грибов не набрал?

— Я их много наломал, да все побросал: взять было не во что, — небрежно ответил я.

— А-а! — покачала головой Катя. — Ну, пойдем встречать Лешку.