Камень ацтеков

Сармиенто села ближе и склонилась над огрубевшей ладонью англичанина, длинные серьги в ее ушах едва слышно звенели. С минуту женщина молчала, причудливо водя по линиям острым ногтем, и только потом заговорила низким, певучим голосом:

— Я вижу море и опасность. Ту, к которой ты привык и которая происходит от воды, волн и ветра, стали и чужих раздраженных сердец. Она в прошлом, но появится и в будущем, тем более ты сам стремишься ей навстречу.

— Ну, это полбеды, — засмеялся Баррет.

— Я вижу землю, очень древнюю, волшебный город и древнего, чужого бога, который даст тебе многое, но это будет не совсем то, чего ты ждешь.

Баррет задумался — слова испанки немного смущали, но все равно оставались малопонятными.

Сармиенто крепко задумалась, нахмурила брови-стрелки и повернула ладонь Баррета к свету, неудобно вывернув ему запястье.

— Я вижу огонь, — неуверенно добавила она. — Много огня и очень много людей, монахов, подпоясанных веревками, и господ в роскошных дорогих повозках, взгляды сотен и сотен обращены к тебе. Это честь и слава, но это и огромная опасность, настоящая беда, Питер. Ты еще можешь избежать ее, если только по-настоящему захочешь.

— Это произойдет тут, в Картахене?

Лусия на вопрос не ответила. Ее зрачки расширились до невозможности, затопив радужки чернотой.

— Что ты видишь? — переспросил встревоженный Баррет.

— Я вижу кровь. Кровь на руках и кровь на земле…

— Что с тобой, Сармиенто?!

— Ничего, ничего, просто над патио резвятся духи ночи.

Испанка, кажется, успокоилась, дыхание ее стало реже, зрачки сузились до нормальных размеров.

— Чья была кровь?

— Я не знаю, мое видение словно помутнело. Я вдруг ощутила соленый вкус на языке и горький дым костров, боль ран и восторг победы. Все смешалось, как будто мы стояли на пороге смерти.

— Ты ясно видела мою смерть?

— Нет, думаю, что нет, линия твоей жизни еще не завершилась.

— Что ты видишь теперь?

Сармиенто опустила голову, плечи ее поникли.

— Я вижу реку, которая впадает в море, мутную желтую воду, течение сносит вниз трупы.

Баррет несколько смутился.

— Ах, не горюйте, чудная сеньорита. Война — обычное мужское занятие, она идет долго, а прекращается редко.

— Вижу волны.

— Где?

— Не знаю. Это гигантские валы, они разносят берег и сами разбиваются, ударяясь о него.

— Прибой в жизни моряка — обычная штука. Бывало, у нас на Скаллшорз…

Баррет осекся. Теперь Сармиенто отрешенно смотрела мимо его расслабленной руки на огонек лампы, в радужках ее глаз плавали одинокие искры света.

— У тебя сразу два устремления, Питер, — сказала она просто. — Ты хочешь женщину, которая не хочет тебя, и желаешь денег, чтобы получить то, что получить невозможно.

Баррет ощутил частый пульс у запястья своей зажатой в чужих пальцах ладони.

— Хватит, я вижу, вы устали, сеньорита.

— Немного, да. Гадание, как и колдовство, — трудное занятие. И небезопасное. Когда я была совсем девчонкой, на Гранда Авилии сожгли женщину. Ее звали Карла, и она была ведьма. Хотя некоторые считали, что Карла просто чересчур хороша и очень нравилась мужчинам. Я увязалась на казнь вслед за братом и видела, как ее балахон охватило огнем…

Лусия Сармиенто уже встала и, поправив накидку на точеных плечах, быстро ушла в дом. Одинокая масляная лампа продолжала гореть тусклым светом.

Глава 6. Возвращение Кэллоу

Под окнами дома пел, временами подыгрывая на виоле, курчавый певец-мальчишка. Баррет проснулся от этих протяжных звуков и долго лежал, глядел в белый потолок, пытался понять чужие слова и отделить от шелухи сердцевину песни. Слова оставались чужими и не трогали Баррета. Он ловил только игру виолы. Саммер пела по-другому, но в картахенской музыке было нечто похожее. Ланда вошел без спроса и разогнал тонкое наваждение.

— Странный ты негодяй, — задумчиво заявил Баррет. — Испанец, который прячет пирата, католик, который держит у себя англиканскую библию, к тому же, как мне кажется, измазанную кровью.

— Есть великое объяснение всего.

— Золото? Знаешь, Эрнандо, мне приходилось видеть на Хайроке занятную картинку, не знаю, как она туда попала, если учесть, что гравировали ее наверняка голландцы.

— Что еще за изображение?

— На ней был представлен король испанцев, который облокотился о стол, заваленный золотыми эскудо. Наш английский монарх и Голландские Генеральные штаты тянули сокровище к себе, французы, не скрываясь, хватали золото, а за спиною у всех генуэзцы строили рожи.

Де Ланда от души расхохотался.

— Ты бездельничаешь, Питер, от этого в твою упрямую башку лезут странные мысли. Могу порадовать тебя — корабль ждет. Пусть он идет на Веракрус, мы с тобой найдем способ улизнуть по дороге. Впереди побережье севернее Юкатана и исполнение твоих желаний. Ты ведь не хочешь остаться бедным неудачником, потерявшим свой люггер?

— Поглоти тебя пекло, конечно, не хочу. Нет.

— Тогда смелее, англичанин. Ты ведь все равно не любишь Картахену…