Внезапно, она прикрыла рот ладонью, вскочила на ноги и, подворачивая их на высоких каблуках, метнулась к одной из белых дверей. Свет она там не включила, но я по звукам понял, что угодила она лицом в унитаз, в который прямо сейчас летело всё то, что она с горя выжрала.
— Куда я лезу? Идиота кусок! — выругался я себе под нос. Снял куртку, ботинки и пошёл к училке, предварительно включив свет в сортире.
Стоя на коленях перед унитазом, Олеговна выворачивала в него душу, вместе с тем успевая громко плакать между приступами рвоты. Не глядя, она выкинула руку в сторону и протянула мне очки. С облегчением выдохнул, увидев, что линзы их не были наполнены закуской, и отложил их на край раковины. Там же с полочки взял заколку для волос и кое-как собрал ею густые волосы на макушке.
— Спасибо, — выдохнула Олеговна едва слышно. — А вам разве не противно?
— Ты блюешь в разинутую пасть унитаза, а не в мою. Можешь продолжать.
— Спасибо, — выронила она хрипло и снова плеснула содержимым своего желудка в унитаз. — Я же не ела огурцы! — возмутилась вдруг громко Олеговна и потянула руку, чтобы ковырнуть то, что из нее вылетело.
— Ты еще обратно этим закуси, — одёрнул я ее руку и помог встать болтающемуся на каблуках туловищу. Нажал кнопку слива унитаза. Подвел училку к раковине, включил холодную воду и как щенка буквально ткнул ее лицом в раковину. — Умойся.
— Холодная! — брыкалась Олеговна.
— Отрезвляющая.
Одной рукой удерживая ее за затылок, второй я плескал ей в лицо холодной водой, то и дело прерывая вой брошенной собаки, что раздавался изо рта Олеговны. Закончив с умыванием, не глядя, приложил к ее лицу первое попавшееся под руку полотенце, от души потёр и только после этого помог Олеговне выпрямиться, чтобы посмотреть на ее лицо.
— Матерь божья, — неосознанно дернулся я, поняв, что превратил училку в панду.
— Тушь чуть-чуть подтекла, — пыталась Олеговна вглядеться в своё отражение.
От греха подальше убрал от нее очки. Не хватало еще, чтобы она кони двинула от своего же отражения.
— Где твоя постель? И сними ты это пальто, — попытался я стянуть с ее плеч ткань, но Олеговна снова взбрыкнула.
— Я не лягу с вами в одну постель. Вы не достойны касаться моего бутона и познать его плодов.
— Сдалась мне твоя грядка? — поморщился я и, всё же, стянул с неё пальто. Пришлось увезти ее обратно в прихожую, чтобы снова усадить там на пуфик, повесить пальто, а затем присесть на корточки и попытаться стянуть с брыкающейся Олеговны еще и сапоги, чтобы посмотреть, что с коленями. — Сиди ровно. Аптечка где? — спросил я, когда стало понятно, что кровь из ранок сочится не слабо.
Ноги у нее одноразовые, что ли? До первого падения?
— Чтобы вы в нее подбросили что-нибудь наркотическое? Или опоили меня моим же снотворным? — щурилась Олеговна, пытаясь разглядеть мое лицо. — Не скажу.
— Тогда ходи, дура, вся в крови, — махнул я на неё рукой. Бросил в угол прихожей ее сапоги и взял свою куртку, чтобы одеться и свалить отсюда.
— А давайте потанцуем, Михаил Захарович, — вдруг игриво повисла на моем плече Олеговна.
Не баба, а стробоскоп.
— Потанцуем? — переспросил я насмешливо. Вроде, и психануть хочется, но вместе с тем, становится интересно, что еще она может выкинуть. — Ты хочешь доломать целые остатки своих спичечных ног?
— Между прочим, — изогнула она бровь и для пущей убедительности подняла указательный палец правой руки. — Я в третьем классе заняла первое место на Снежном балу. А там, чтобы вы понимали, я танцевала вальс.
— Угу, пока все остальные плясали танец маленьких утят, — скептически пробормотал я себе под нос. — Хочешь танцевать — неси аптечку. Не хватало еще, чтобы ты мне своими кровавыми коленями джинсы измазала.
— Только пообещайте, что потанцуете со мной.
— Обещаю, — сказал я, чтобы она отстала. Да и танец вряд ли состоится, так как совсем скоро эта танцовщица вырубится. — Аптечка где?
— На кухне в верхнем угловом ящике.
— Кухня где?
— Там, — показала Олеговна уже подготовленным указательным пальцем и первая пошла в том направлении. Похоже, машинально включила свет и сама достала аптечку. — Вот. Только вы не больно делайте.
— Не обещаю. Я впервые оказываю медпомощь пьяной училке. А первый раз, как известно, бывает больно. Садись. Хотя, не садись. Колготки сначала сними.
— На мне чулки.
— Мне без разницы. Снимай, — открыл я аптечку. Беглым взглядом нашел вату, пластыри, бинты, зеленку и перекись. Сойдёт.
— Не получается, — снова хныкала Олеговна, пытаясь отстегнуть бретельку, которой место на лифчике, от чулок.
— Что ж ты за… Маруся такая? — отставив аптечку, обхватил плечи Олеговны и усадил ее на стул. — Сиди ровно и не вальсируй хотя бы минут пять.
Из разреза зеленого платья выглянула худая нога. Колено разбито в фарш.
— Не надумаешь там себе ничего? — спросил я на всякий случай, потянувшись в бретельке, к которой крепился чулок.
— Нет, — прятала она лицо в ладонях и тихо всхлипывала. — Только вы быстрее давайте.
Кое-как смог отстегнуть чулок. Спустил его до колена и понял, что тонкая ткань уже прилипла к ране.
Рванул руку к перекиси и щедро залил окровавленное место.