Каллиграфия (СИ)

— Потрясающе! — воскликнул директор, резво засеменив к африканке. — Откуда у вас дитя саванн? Хотя нет, это меня не волнует. Я к вам вот по какой причине: соседка ваша, из Пекина, зябнет на высоком дереве. Что загнало ее туда, также не моя забота, но каждому бриллианту в колье отведено свое гнездо, свой паз, и если он выпадает из паза, колье теряет в цене. По-моему, я выразился предельно ясно.

Девушки дружно закивали, только Клеопатра да Мирей не оценили символизма в его словах.

— Но как же уговорить ее вернуться? Она ведь и крепче, и ловчее нас, — потерянно сказала Джейн.

— Придумайте что-нибудь, проявите смекалку… Мне вам что ли объяснять? — замахал руками Деви, словно Джейн была какой-нибудь назойливой мухой. — А вы, милочка, — сказал он, по-ястребиному нависнув над африканкой, — усвойте хорошенько: грешно занимать чужое место. Если память меня не подводит, у нас в Академии учится всего один эфиоп, один! Не знаю, откуда вы явились, но условие мое таково: чтобы не позднее, чем завтра, ноги вашей не было в университете. Я проверю! — недобро прищурившись, пригрозил он и вылетел из гостиной. Этакий брюзжащий средневековый призрак. Увы, директору не приходило в голову, что каждый в свой час занимает свою и только свою нишу, ни в коей мере не вторгаясь в пределы чужой. Но он был приверженцем старых нравов, и мысль его никогда не вырывалась за установленные рамки.

Мирей, которая всё это время витала в облаках, очнулась лишь, когда он хлопнул дверью, и застала жалостливую картину: Клеопатра сидела на ковре и лила слезы, а Джейн с Розой утешали ее, как могли. Француженка машинально достала из кармана носовой платок и поднесла горемыке.

— Отчего она плачет?

— Как будто ты не слышала! — с укоризной ответила Джейн. — Деви прогоняет ее, потому что она, видите ли, присвоила себе место Кианг!

Тут Клеопатра разрыдалась пуще прежнего, и Роза, которая слыла знатоком древней мифологии, стала опасаться, как бы она не превратилась в дерево, подобно дочери царя Кинира.[15] Но кенийка не была обречена плакать вечно: скоро она успокоилась, поблагодарила за носовой платок и попросила уединения. Сердце ее разрывалось, тоска по родине накатила серым валом, а вслед за тем образовалась пустота. Всем известно, что волны отступают лишь для того, чтобы потом обрушиться на берег, и чем глубже уходят они в океан, чем дольше таятся в его лоне, тем мощнее и разрушительнее их новая атака.

«Отовсюду гонят тебя, Клео. Всем ты мешаешь. И что у тебя за жизнь такая?» — думала она, обхватив руками колени и прижавшись спиной к изножной доске. В комнате Красной и Черной Роз стоял полумрак, мерно тикали часы, а из гостиной доносились голоса.

«Наверное, обсуждают, как со мной поступить, — решила Клеопатра. Будь она в Африке, она бы, как пить дать, убежала. Из гордости бы убежала. Но в Академии совсем иначе: она попросту не знала путей к отступлению. — Вот дождусь Джулии, а там и разъяснится, куда меня определят. Может, опять в волшебный сад. А то, быть может, в родное племя… Всё ж лучше, чем оставаться здесь».

Она изо всех сил противилась желанию мстить, хотя мысль о предательстве жгла ее каленым железом. К счастью, имени недоброжелатля Клеопатра не знала. Надеялась только, что это не Бапото. Но даже если б знала, разве мстить не ниже собственного достоинства? К тому же, вдруг завистник одумался, понял, какую совершил подлость? А если и не понял, его покарает Энгай.

С той поры, как Деви вынес свой приговор, Роза ни разу не заходила в комнату, вероятно, из вежливости, а может, отправилась в студию, рисовать. Разговоры в гостиной умолкли, только Джейн тихонько всхлипывала перед голубым экраном и жевала лимон. Проносились минуты, Джулии всё не было, и Клеопатрой постепенно овладевало беспокойство…

* * *

— А я вам говорю, кто не записывался, того пропускать не велено! — упирался Рафаэль, удерживая девушек на пороге. — … Ах, так? Подкупить меня вздумали?! А коли я вас запомню и всё директору передам?… Ябеда?… Ничего себе заявленьице! Так я, по-вашему, выходит, еще и подхалим?! Нет, уж этого я терпеть не стану!

Джулия признала поражение и обратила молящий взор к подруге.

— Ох, Лиза! Если ничего не предпринять, мы промокнем до нитки.

— Уже промокли, — констатировала та и, убедившись в несостоятельности Джулии как дипломата, сама приступила к переговорам.