Каллиграфия

Однажды ему в руки попала маленькая книжка в черном переплете. Ее случайно забыл у него дома его новый ученик, странный юноша с красными глазами по имени Хосров. Она представляла собой большую тетрадь в черном переплете, исписанную разными историями, похожими на дневник путешественника. Странным было то, что рассказы или путевые заметки в этой тетради были написаны разными почерками, как будто в ней писали несколько человек. Иногда это был твердый мужской почерк, иногда нежный женский, а иногда, казалось, что писал вовсе не человек, а существо иного порядка. Менялся и возраст почерка, в одном месте текст был написан молодой рукой, а в другом месте почерк был ровесником самого придворного каллиграфа. Мирза Бахтияр нашел эту книгу у себя дома, словно она сама, как бродячая кошка пробралась к нему в спальню, сбежала из сумки ученика и спряталась у него дома. С тех пор что-то изменилось в каллиграфе. Первым делом Мирза Бахтияр прочел все что было написано в книге. В дневнике неизвестного путешественника было много необычных историй. Мысли того, кто писал дневник порой были очень глубоки и поучительны, а порой превращались в богохульство и святотатство. Настолько смелые мысли о Боге и мироздании бедный каллиграф даже не мог себе представить. В какие-то минуты он даже боялся прикасаться к книге, считая ее порождением шайтана. Но, он не мог оторваться от этого безымянного дневника, его словно влекло к нему как к женщине. В нем произошла еще одна перемена. До этого Мирза Бахтияр был прекрасным каллиграфом, досконально изучившим и отточившим свое ремесло. Казалось бы, он достиг всех вершин в искусстве почерка и ему уже некуда было двигаться дальше. Но, с появлением в доме дневника неизвестного каллиграфа почерк самого Мирзы Бахтияра изменился. Он стал замечать, что буквы в его исполнении приобрели неуловимую, но ощутимую легкость. Он понял, что открыл для себя новые грани каллиграфии. Почерк стал лучше, буквы ожили и словно получили души, но и это еще было далеко от идеала, к которому он стремился.

С тех пор придворный каллиграф Мирза Бахтияр как одержимый был прикован то к книге в черном переплете, которую он каждый раз перечитывал, то не мог оторваться от листа бумаги, на котором лихорадочно писал, новым легким почерком. Тогда же Мирза Бахтияр изменил своему правилу и начал переписывать суры из Корана. Аят за аятом он переписывал Коран. Он думал, что эта безмолвная молитва руками и глазами вылечит его от одержимости странной книгой. На листе бумаги почерком каллиграфа боролись две книги, небесная и земная. Душа Мирзы Бахтияра колебалась, но он стал замечать, что маленькая странная книжка с каждым днем начинает его одолевать. Он все больше времени проводил за переписыванием стихов, и все меньше его тянуло к сурам Корана. «Может быть, это отсутствие опыта? Может быть, я так долго сторонился Слова Божьего, что у меня не хватает сил переписывать его?» – думал каллиграф. Но, так или иначе он все больше погружался в лихорадку персидских стихов. А от одной мысли о Коране и переписывании ему становилось не по себе. Его мастерство росло, он достиг небывалых высот в искусстве почерка. В один маленький как птичка день он все-таки бросил попытки переписывать суры. Его слабая душа полностью перешла под власть маленькой черной безымянной книжки.

Идеальным для глаз почерком он переписывал для шахиншаха поэму Лейли и Меджнун. Буквы, начертанные его каламом, были красивыми как глаза юной девы. Женские имена получались легкими, воздушными, вечно юными. Каждый изгиб букв был изгибом женского тела. Вот такого великого мастерства достиг придворный каллиграф шахиншаха Ирана Мирза Бахтияр.

Пока он наслаждался творением своих рук, в комнату вошла женщина.

Она была с ног до головы закутана в черную чадру, оставив только тонкую прорезь для волшебных, сверкающих как звезды, огромных персидских глаз. Не нужно было видеть ни ее лица, ни тела, ни рук, ни ног, не нужно было видеть ни ее пышной груди, нежного живота и мягкого лона, достаточно было один раз увидеть эти глаза, чтобы потерять покой и влюбиться в нее. Она подошла к сидящему на мягкой подушке Мирзе Бахтияру и бесшумно села рядом с ним. Он ее даже не заметил, продолжая выводить на бумаге историю любви Лейли и Меджнуна.