Калигула. Недоразумение. Осадное положение. Праведники

Диего(обращаясь к Хору). Где наша Испания? Где Кадис? Такие постройки не могут принадлежать никакой стране! Мы попали в другой мир, где человек жить не может. Почему вы молчите?

Хор. Мы боимся! Ах, если бы только поднялся ветер…

Диего. Я тоже боюсь. Это помогает – кричать о своем страхе! Кричите, ветер вам ответит.

Хор. Мы были народом, а стали массой! Раньше нас приглашали, теперь нас вызывают! Мы продавали друг другу молоко и хлеб, теперь мы снабжаемся. Мы топчемся на месте! (Топчутся.) Топчемся и твердим сами себе, что никто не может ничего изменить и каждый должен ждать на своем месте, в указанном ему ряду! Какой смысл кричать? Лица наших женщин больше не похожи на цветы, как прежде, когда мы задыхались от желания, глядя на них. Испания погибла! На месте шагом марш! О горе! Мы топчем самих себя! Мы умираем от удушья в этом наглухо замурованном городе! Ах, если бы только поднялся ветер…

Чума. Вот это, я понимаю, благоразумие! Подойди сюда, Диего, теперь, я думаю, ты все понял.

В небе сверкают молнии.

Диего. Мы ни в чем не виновны!

Чума разражается хохотом.

Диего(кричит). Тебе знакомо, палач, слово «невиновность»?

Чума. Невиновность? Что это такое?

Диего. Тогда подойди! Пусть тот из нас, кто сильнее, убьет другого!

Чума. Сильнее я, невинный. Взгляни!

Чума делает знак стражникам, те надвигаются на Диего. Диего убегает.

Чума. Взять его! Не дайте ему удрать! Тот, кто убегает, по праву принадлежит нам! Пометьте его знаком чумы!

Стражники бегут за Диего. Разыгрывается пантомима погони. Свистки. Вой сирен.

Хор. Он бежит! Он боится. Признался сам, что боится. Он не владеет собой, он потерял голову. А мы стали благоразумны. Нами теперь управляют. Но в безмолвии канцелярий слышен нескончаемый затаенный крик разлученных сердец. Они кричат о море под полдневным солнцем, о вечернем аромате тростника, о прохладных руках женщин. Наши рты закрыты наглухо, каждый наш шаг на виду, каждый час учтен и расписан по минутам, но сердце восстает против молчания. Оно отвергает списки и номера, отвергает бесконечные стены, решетки на окнах, рассветы, ощетинившиеся винтовками. Отвергает, как этот беглец. Он бежит, спасаясь от цифр и теней, пытаясь укрыться в каком-нибудь доме. Но единственное спасение – это море, от которого нас отделяют стены. Пусть же поднимется ветер, чтобы мы смогли наконец вздохнуть…

Диего и в самом деле бросается в какой-то дом. Стражники останавливаются перед дверью и ставят там часовых.

Чума(орет). Пометьте его чумным знаком! Пометьте их всех! Они не говорят ни слова, но слышно, о чем они думают! У них уже нет сил протестовать, но они очень громко молчат! Зажмите им рты! Заткните кляпом! Заставьте их учить слова-заклинания, пока они сами не начнут механически повторять одно и то же и не станут наконец благонадежными гражданами, которые нам нужны!

С колосников обрушивается дождь раскатистых лозунгов, выкрикиваемых через громкоговорители. С каждым повторением они становятся все громче и громче и заглушают умолкающий хор, пока не воцаряется полная тишина.

Чума и Народ едины! Концентрируйтесь, казнитесь, хоронитесь! Одна хорошая чума лучше двух демократий! Ссылайте, пытайте – враги всегда останутся!

Свет в доме судьи.

Виктория. Нет, отец, вы не можете выдать властям нашу старуху служанку под тем предлогом, будто она заразилась. Неужели вы забыли, что она меня вырастила и безропотно служила вам всю жизнь?

Судья. Я так решил, и никто не смеет мне противоречить!

Виктория. Вы не можете один решать все. У страдания тоже есть свои права.

Судья. Мой долг – уберечь этот дом от заразы. Я…

Вбегает Диего.

Судья. Кто позволил тебе войти сюда?

Диего. Меня пригнал страх! Я бегу от Чумы.

Судья. Ты не бежишь от нее, а несешь ее с собой. (Указывает Диего на знак чумы, который появился у него под мышкой. Пауза. Вдали слышатся свистки.) Покинь этот дом!

Диего. Позволь мне остаться! Если ты меня выгонишь, они бросят меня к остальным, в общую свалку смерти.

Судья. Как служитель закона, я не могу дать тебе приют в своем доме.

Диего. Ты служил старому закону. А новому ты служить не обязан.

Судья. Я служу закону не ради того, что он гласит, а потому что это – закон.

Диего. А если закон преступен?

Судья. Если преступление становится законом, оно перестает быть преступлением.