Калигула

Постепенно корабли приближались к чёрным циклопическим стенам необыкновенного древнего города Самофракии, где возвышалось массивное здание храма. Тем временем ветер усилился, и небо затянуло тучами. Гай не понимал, что может искать его отец на этом мрачном острове посреди моря, он видел, что всю дорогу отца не покидают тревожные мысли о Риме.

Капитан настаивал, что волнение на море усиливается и приближаться к Самофракии становится опасно.

— Кабиры не хотят, чтобы мы сходили на берег, — шептались моряки.

Но Германик всё равно велел попытаться пристать. Ему хотелось подняться в святилище, погрузиться в таинства очищения, выполнить ритуалы поклонения могущественным богам, воскурить фимиам у ног Ники — знаменитой статуи крылатой Победы, которую преподнёс один восточный царь, Деметрий Полиоркет, в благодарность за какую-то свою победу. В действительности же настойчивость дукса была лишь слабым противоядием от тревоги.

Гай с беспокойством думал, что между этим одиноким островом на закате и судьбой отца не может быть никакой связи. Но ветер, поднявшийся после смеха капитана, неумолимо гнал их в сторону, на опасные скалы, и моряки с трудом ему противостояли. На какое-то время показалось, что под килями кораблей движется какая-то текучая сила. Людей беспокоила недобрая слава острова и приближающийся вечер. В тот день им так и не удалось ступить на землю Самофракии.

Всю ночь корабли оставались во власти тёмного моря, бушующей стихии Посейдона, и люди не знали, куда во мраке несёт их Аквилон[14]. На рассвете вблизи показалась береговая линия, а потом, в тумане, заросшая сосняком гора.

— Гора Ида, — объявил Залевк.

Ветер успокоился, и по вздымавшемуся последними длинными волнами морю корабли направились к берегу. По заросшей дубами, кипарисами и тамарисками равнине текла река, в неё впадал журчащий по белым камешкам ручей.

— Симоэнт и Скамандр, — пояснил Залевк.

Гай, не двигаясь, смотрел на места, чьи названия придумал Гомер. Чуть подальше, под низкими облаками, с первыми короткими, как клинки, лучами солнца появилась протяжённая заброшенная стена. Залевк в волнении заключил:

— Вот это, на холме, и есть город, названный Троей.

По пустынной равнине перед стеной города, который когда-то осаждали в течение десяти лет, тянулось длинное-длинное стадо овец и брели пастухи с ивовыми прутьями — никаких диких коней.

— Это была последняя война, — сказал Залевк, — в которую оказались вовлечены боги, вплоть до того, что они сражались между собой. Но после той бойни они оставили нас наедине с нашим безумием.

Люди высадились на берег и пошли к городу, где возвышался храм Афины, богини воинственной и жестокой, единственной истинной победительницы. С крыши на двух цепях свешивался тяжёлый блестящий щит. Миф гласил, что его держал Ахилл на своём последнем поединке. Жрецы рассказали — они говорили на экзотическом певучем греческом, — что, завоевав Трою, греки увидели, какие потери они понесли, и, чтобы обмануть силы, преследовавшие город злым роком, оракул предложил дать ему новое имя. Городу дали имя Илион и вновь освятили, принеся человеческие жертвы — девственниц и взрослых пленников.

— Это магическое заклание оказалось бесполезным. После этого город опустошался и предавался огню семь раз. И всегда его отстраивали вновь.

Атмосфера Илиона спустя столько столетий всё ещё была горестной и несчастной: для всех рождённых этот город останется неумолимым символом войны. Германик сошёл туда, думая про себя, но не в силах сказать вслух, как ужасна военная слава. Он не отвечал сыновьям, заворожённым древней легендой, и взошёл на корабль в печали, не оборачиваясь. И наконец, сказал:

— Боги позволяют тебе узнать результат твоих дел, только когда они уже выполнены.

Взглянув на исчезающий вдали город, Германик вернулся к своим мыслям и заключил:

— Возможно, в землях, куда мы едем, мы сможем не пускать в ход легионы.

Они проплыли на юг вдоль изрезанного побережья провинции Азия и бросили якорь в порту знаменитого Эфеса. И тут все увидели, как бедный раб Залевк с уверенностью двинулся в город, хотя, казалось, не знал никого из местных жителей. Он вдруг спросил Германика:

— Хочешь пройти по улице, где, возможно, проходил Александр Македонский после победы на берегу Граника?

Тот сразу согласился, и грек повёл его к огромному храму на вершине холма, где поклонялись Артемиде, богине-девственнице, которая на голове держала лунный серп, а стопой давила змею. Пока кони медленным шагом поднимались по дороге, Залевк рассказал, что в ночь, когда родился Александр, какой-то безумец сжёг этот храм и великий жрец Мегабиз предрёк великие перемены.