Калигула

Новости радовали Сабина. Разве не сказал десятник, что Петрон ни на что не годится? Но за этим может скрываться и другое. А что, если оба так влюблены друг в друга, что Петрон увиливает от работы, чтобы подольше побыть с женой? Елена могла прибежать с заплаканными глазами и по другой причине. Оставалось только ждать ее ответа. Если такового не последует или она передаст что-то неопределенное, придется, пожалуй, оставить ее в покое. Если же будет готова встретиться… Сабин не осмелился додумать до конца, но знал уже сейчас, что не отступится, даже если они счастливо женаты, — никогда, ни при каких обстоятельствах, что бы ни случилось.

А лучше всего было бы, если бы на голову этого Петрона свалилась мачта. Тогда Елена оказалась бы свободной и могла бы с ним, Сабином, начать новую жизнь. Едва эта мысль родилась, Сабин тут же устыдился и постарался от нее избавиться. «Но это было бы прекрасным решением», — шептал ему внутренний голос.

— Нет! — твердо сказал он. — Должен быть и другой путь.

Калигула обожал лошадей, во всяком случае, он так утверждал. Иногда император неделями и не вспоминал о гонках на колесницах, но потом его одолевала такая сильная страсть, что он дни напролет проводил на ипподроме и даже спал в доме «зеленых». Этой партии принадлежала любовь императора, в то время как «голубым», «белым» и «красным» досталась его ревностная ненависть.

Он считал недостойным императорской чести самому принимать участие в гонках, но иногда, чтобы доставить себе удовольствие, мог промчаться с сумасшедшей скоростью по арене, управляя четверкой лошадей.

Своему любимому скакуну по кличке Инцитат он построил мраморную конюшню с яслями из слоновой кости и черного дерева. Однажды при свидетелях он заметил своему толстому секретарю Каллисту:

— Прежде чем назначить моего недоумка Клавдия еще раз консулом, я передам эту должность Инцитату. Почему бы и нет? У него гораздо больше мозгов, чем у моего дяди или у целого сената.

«Назначь его своим наследником, — подумал Каллист. — Тогда по крайней мере после твоей смерти многим не придется больше трястись за свою жизнь». Он сам пока еще не трясся, но чувство тревоги усиливалось тем больше, чем чаще император намекал на его богатство.

— Я становлюсь все беднее, потому что отдаю своему народу последнее, чтобы развлекать и кормить его. А что касается тебя, Каллист, слышал об удачной продаже поместья задолжавшего Туллия. Ты, кажется, получил несколько десятков тысяч сестерциев. Скоро мой секретарь станет богаче, чем я… Можно я тогда займу у тебя денег?

Такие речи были не по душе секретарю, и он уже позаботился о том, чтобы перевести накопленное на имя одного дальнего родственника — на всякий случай. Кто знает этого Калигулу…

В распоряжении же самого императора, казалось, находились неистощимые богатства. За два дня до запланированной поездки на Бавли он организовал торжественный прием в честь возничего Евтюхия. Были приглашены все поклонники «зеленых», а те, в свою очередь, могли привести с собой своих друзей и родственников.

Так императорский зал для приемов наводнили несколько сотен человек, онемевших от увиденной роскоши. В основном здесь собрались простые, грубоватые люди, которые неплохо разбирались в породистых лошадях и гонках, а в остальном были совершенно несведущи. Едой им служили в основном хлеб, фрукты да овощи, а жаркое или рыба украшали их стол только по праздникам. Теперь же перед ними выставили огромное количество невиданных блюд, названий которых они не слышали, кроме того, большинству они не пришлись по вкусу.

Калигула с явным удовольствием наблюдал за своими гостями, которые мучились с непонятными творениями поваров.

Он почти забыл про еду, так забавляли его все эти люди. Но как только император заметил, что многие жуют один хлеб и запивают вином, он послал по кругу распорядителя со строгим замечанием о том, что ему будет нанесено личное оскорбление, если угощение останется на столе.

И гостям поневоле пришлось съесть фаршированных имбирем кроликов, рагу из фазаньих и павлиньих мозгов, соловьиные язычки в желе. Когда же на серебряном подносе внесли блюдо, как две капли воды напоминающее настоящую русалку с милым личиком, обнаженной грудью и рыбьим хвостом, чудо-изделие искусных поваров приветствовали испуганным шепотом.

Калигула удовлетворенно кивнул.

— Удавшаяся трапеза! Я дал этим бедным рабам лошадей возможность хотя бы раз отобедать по-императорски.

Евтюхий, возничий, рассмеялся. Он был любимцем Калигулы и мог себе позволить некоторые вольности.

— Боюсь, что они не сумеют по достоинству оценить щедрость императора и большую часть съеденного оставят за дверями, в переулке.

Калигула пожал плечами.

— Тогда кое-что перепадет собакам. Ты на все лето останешься в Риме, Евтюхий?

Жилистый загорелый возница ухмыльнулся.

— Где же еще? Как бедный человек может заработать на загородный дом? Я хочу подготовить лошадей к осенним гонкам. Тебе не придется краснеть за «зеленых», император.