Калгари 88. Том 2

… — Ну что, детишки? Пора и честь знать! — в двери пионерской комнаты стояла раскрасневшаяся Антонина Никифоровна с улыбающимся директором школы за спиной. — Люся, пошли домой! Нас наверное, там мамка уже заждалась. Сейчас всыпет по первое число! Когда ещё прийти должны были!

Арина по быстрому распрощалась со всеми, закинула рюкзак на плечо и пошла вслед за бабушкой, которая на удивление, стала более разговорчивой.

— Хороший человек ваш директор! Валентин Петрович-то! Фронтовик! Всю войну прошёл, до Берлина. Сам он из Подмосковья. Семья погибла при бомбёжке эшелона. После этого одну цель в жизни почуял — бить фашиста. Говорит, смерти всё искал, в самые героические вылазки шёл, чтоб своих бойцов прикрыть, но не взяла его безносая, — горестно вздохнула Антонина Никифоровна. — С тех пор один. Вот так, Люська, война на людей повлияла. Страшное это дело. На всю жизнь… И я одна. Одна! И ведь чувствую, что не нужен никто!

— Мдаа… — неопределённо протянула Арина. Войну она знала только по учебникам, и сказать ей было нечего. Но бабушка с директором и физруком, похоже, тоже устроили небольшой банкет, судя по её откровениям.

…Дарья Леонидовна, естественно, была вся как на иголках. Пришла с работы два часа назад — дома никого. День прошёл сумбурно. Кажется, что-то делала, но что именно, точно сказать не могла. Какая-то обыденная рабочая текучка. Уверения Соколовского, что работа требует её присутствия, оказались, конечно же, неправдой.

Впрочем, вины за отсутствие на прокате дочери Дарья Леонидовна не чувствовала. Она была советским человеком. Начальник сказал работать — значит, так надо.

— Припозднились вы, — заметила она. — Раздевайтесь, мойте руки и садитесь к столу. Я котлеток пожарила и лапши отварила.

— Ма, я второе место заняла! — радостно сказала Арина.

— Марина всё-таки первая? — поинтересовалась мама. — Я почему-то даже не удивлена. Сильная девочка.

— А тебя этот хмырь так и не отпустил с работы? — подбоченясь, спросила Антонина Никифоровна. — Вот же сволота!

— Мам, ну ситуации разные бывают… — смущённо пробормотала мама, стыдливо ковыряя клеёнку на столе пальцем. Сейчас она поразительно походила на маленькую девочку. Например, на Арину в детстве, которую отчитывает мама за лишние съеденные конфеты.

— Добрая ты, Дашка, оттого и все относятся так к тебе! — безапелляционно заявила Антонина Никифоровна. — Ладно… Чего уж там… Что было, то прошло. Сейчас надо думать, как дальше жить. Не те беды, что позади, а те беды, что впереди…

… Бед впереди не предвиделось. Наоборот! Утром следующего дня, когда Дарья Леонидовна и Арина собрались по привычке выходить из дома, раздался звонок в дверь. В недоумении, кто это может быть, Дарья Леонидовна открыла дверь и сильно удивилась — в подъезде стояла дородная женщина лет сорока, в рабочей телогрейке, ушанке и кирзовых сапогах. И, по всему видать, она маме была хорошо знакома.

— Дашка, сколько лет, сколько зим! — заулыбалась женщина. — А я думаю, фамилия что-то знакомая… Диспетчер сказал — забрать из дома Хмельницких, и адрес дал. Гадала, что за Хмельницкая… Неужели Дашка? И точно.

— Тома, сколько не виделись со встречи выпускников? Года два? Заходи! — обрадовалась Дарья Владимировна и обернулась к не проснувшейся Арине, сумрачно надевавшей обувь. — Дочка, знакомься — моя одноклассница Тамара Николаевна Московкина. Мы из одного села, из Бутки.

— Бутка, Бутка, синя незабудка! — пропела Тамара и рассмеялась. — Я за вами. Диспетчер отправил.

— Какой диспетчер? — недоумённо спросила Дарья Леонидовна. — Ничего не пойму.

— Наш диспетчер. Цеховской. А ему диспетчер завода позвонил. Им кто-то позвонил и дал задание отвезти Людмилу Хмельницкую на тренировку, — решительно заявила Тамара. — Давайте, выходите. Я вас на улице подожду.

Тамара ушла, гремя кирзачами по бетону. Дарья Леонидовна с недоумением посмотрела на Арину.

— Люся, что происходит?

— Эмм… Ма, я не знаю. Может, нам машину дали, которую я просила, — пожала плечами Арина, искоса глядя на маму.

— Ты машину просила? У кого просила и зачем?

— У того дядьки, у Ельцина этого, не знаю, кто он, — терпеливо объяснила Арина мама, растолковывая, как маленькой, чуть не по слогам. — Он спросил у меня, что нам с тобой надо, и я сказала, что требуется домашний телефон и машина, чтоб ездить на треньки. Вот. Машину дали уже. Наверное, этот Ельцин постарался.

У Дарьи Леонидовны чуть не подкосились ноги.

— Люся… У меня просто нет слов… Что за наглость???

— Ничего, ма! Всё будет круто! — уверенно заявила Арина. — Они правда, ошиблись — тачка мне нужна днём, ездить отсюда в город и обратно. Утром в школу я сама дойду. Ну, хоть сейчас тебя на работу твоя одноклассница увезёт, а меня в школку!

— Люся!

Дарья Леонидовна с недоумением смотрела на дочь и не понимала — откуда в ней появился эгоизм и наглое требование личных благ? Всегда с отцом воспитывали девочку как положено, в духе советского коллективизма и скромности, диктуемых марксистской доктриной, лежащей в основе социализма СССР. Сейчас же Люся проявила сугубо эгоистические стремления к индивидуализму!