Калевала

Тут уж Ахти Сарелайнен,
сам беспечный Лемминкяйнен,
спрятаться решил скорее,
убежать задумал тотчас
5 из суровой темной Похьи,
мрачного жилища Сары[179].

Вихрем вырвался из дома,
вылетел клубочком дыма,
чтобы скрыться от возмездья,
¹⁰ спрятаться от наказанья.

Лишь на воле оказался,
стал вертеться, озираться,
жеребца искать повсюду.
Жеребца нигде не видит —
¹⁵ на меже валун заметил,
ивы куст — у края поля.

«Как же быть и что тут делать,
у кого искать совета,
головы чтоб не лишиться,
²⁰ чтобы чуба не утратить,
чтоб волос мне не оставить
на дворе суровой Похьи?»
Из деревни слышен грохот,
топот — из домов соседних,
²⁵ словно молнии сверкают,
всюду в окнах — взоры злые.

Беззаботный Лемминкяйнен,
этот Ахти Сарелайнен,
изменить решил свой облик,
³⁰ обрести иную внешность.
В высоту орлом взлетает,
рвется птицей в поднебесье:
солнце щеки обжигает,
месяц брови опаляет.
³⁵ Тут беспечный Лемминкяйнен
к богу Укко обратился:
«Ой ты, Укко, бог чудесный,
муж рачительный небесный,
предержатель туч гремящих,
⁴⁰ легких облаков властитель!
Напусти кругом туману,
сотвори на небе тучу,
чтобы мне в тумане скрыться,
чтоб к себе домой вернуться,
⁴⁵ к матушке своей любимой,
к прародительнице мудрой».

Мчит орел, крылами машет,
только раз он оглянулся:
серый ястреб догоняет —
⁵⁰ пламенем глаза пылают,
словно очи мужа Похьи,
Похьи прежнего владельца.

Вымолвил тут серый ястреб:
«Ой ты, Ахти, милый братец!
⁵⁵ Помнишь ли былую битву,
не забыл ли поединок?»

Молвил Ахти Сарелайнен,
так сказал красивый Кавко:
«Ястребок, дружок пернатый,
⁶⁰ улетай к себе обратно.
Расскажи, домой вернувшись,
в Похьелу свою явившись:
«Взять орла когтями трудно,
съесть пернатого непросто!»
⁶⁵ Вскоре он домой добрался,
к матери своей явился.
Очень Ахти был расстроен,
очень сильно опечален.

Матушку у дома встретил,
⁷⁰ проходя прогоном узким,
поспешая вдоль ограды.
Матушка его спросила:
«Ой, сыночек ты мой меньший,
ой ты, верный мой защитник!
⁷⁵ Отчего в такой печали
возвращаешься из Похьи?
Может, обделили чаркой
в доме Похьелы на свадьбе?
Если обделили чаркой,
⁸⁰ чарку подадут получше,
ту, что на войне добыта,
что отцом взята в сраженье».

Отвечает Лемминкяйнен:
«Ой ты, матушка родная!
⁸⁵ Кто меня обделит чаркой!
Обделю таких хозяев,
обделю хоть сто героев,
тысячу мужей обижу».

Мать на это так сказала:
⁹⁰ «Отчего ж ты так расстроен?
Может, конь твой был охаян,
жеребец твой был осмеян?
Если конь твой был охаян,
жеребца купи получше
⁹⁵ на запас, отцом нажитый,
батюшкой твоим добытый!»

Отвечает Лемминкяйнен:
«Ой ты, матушка родная!
Если кто коня охает,
¹⁰⁰ осмеять его посмеет,
сам хозяев тех охаю,
осмеять и сам сумею
всех мужей с их жеребцами,
всех героев с их конями».
¹⁰⁵ Мать на это отвечает:
«Отчего же ты в печали,
в настроенье невеселом
возвращаешься из Похьи?
Может, высмеяли жены,
¹¹⁰ на смех подняли девицы?
Если высмеяли жены,
на смех подняли девицы,
их ославить тоже можно,
высмеять в любое время!»
¹¹⁵ Отвечает Лемминкяйнен:
«Ой ты, матушка родная!
Если б высмеяли жены,
на смех подняли девицы,
сам бы высмеял хозяек,
¹²⁰ на смех поднял бы служанок,
сотню женщин осрамил бы,
тысячу других ославил».

Мать на это отвечает:
«Что с тобой, мой сын, случилось,
¹²⁵ что случилось, приключилось
в дни твоей поездки в Похью?
Может, переел на свадьбе,
лишнего немного выпил,
отчего в постели ночью
¹³⁰ сны ужасные увидел?»

Тут беспечный Лемминкяйнен
вымолвил слова такие:
«Пусть разгадывают бабы
сновидения ночные.
¹³⁵ Сам ночные сны я помню,
а тем более — дневные.
Ой, родная мать-старушка!
Собери еду в котомку,
в торбу положи мучицы,
¹⁴⁰ заверни в тряпицу соли!
Должен я бежать из дому,
край родимый свой оставить,
золотой свой дом покинуть,
дорогое мне жилище:
¹⁴⁵ Похьела мечи готовит,
точит копья боевые».

Мать тогда ему сказала,
так настойчиво спросила:
«Почему мечи готовит,
¹⁵⁰ точит копья боевые?»

Отвечает Лемминкяйнен,
говорит красивый Кавко:
«Потому мечи готовит,
точит копья боевые,
¹⁵⁵ на мою погибель точит,
на мою беду шлифует.
Так случилось, приключилось
во дворе суровой Похьи:
мной убит владелец Похьи,
¹⁶⁰ сам хозяин мной погублен.
Поднялась на битву Похья,
гиблый край восстал всем войском,
на меня пошел войною,
на беспомощного мужа».
¹⁶⁵ Мать на это отвечала,
так сыночка упрекала:
«Разве я не говорила,
разве я не умоляла,
разве я не запрещала
¹⁷⁰ в Похьелу ходить на свадьбу?
Если б ты меня послушал,
в доме матери остался,
под крылом своей родимой,
у родительницы старой —
¹⁷⁵ не было бы этой битвы,
не случилось бы сраженья.

Ты куда ж теперь, сыночек,
мой сынок, моя кровинка,
где спасешься от возмездья,
¹⁸⁰ спрячешься от наказанья,
чтобы голову не сняли,
чтобы с шеи не срубили,
чтобы чуба не лишили,
не сгубили нежных прядей».
¹⁸⁵ Отвечает Лемминкяйнен:
«Я того не знаю места,
где свое найду спасенье
от возмездья за проступки.
Ой ты, матушка родная,
¹⁹⁰ где советуешь укрыться?»

Мать сыночка так учила,
так учила, говорила:
«Где укрыться, я не знаю,
где укрыться, притаиться.
¹⁹⁵ На горе сосною станешь,
можжевелом на опушке,
смерть тебя и там настигнет,
ждет тебя и там кончина:
на горе сосну нередко
²⁰⁰ на щепу и дранку рубят,
очень часто можжевельник
на ограды вырубают.
Коль в логу березой станешь
или в рощице — ольхою,
²⁰⁵ смерть тебя и там настигнет,
ждет тебя и там кончина.
Ведь болотную березу
на дрова нередко рубят,
очень часто и ольшаник
²¹⁰ под нови́ну[180] вырубают.

Ягодкой пойдешь на горку,
станешь на холме брусничкой,
в отчем крае земляничкой,
на чужой земле черничкой,
²¹⁵ смерть тебя и там настигнет,
ждет тебя и там кончина:
подберут в лукошко девы,
юные возьмут в корзинку.

Устремишься щукой в море,
²²⁰ скроешься сигом в потоке,
смерть и там тебя настигнет,
ждет тебя и там кончина:
юный муж, рыбак чумазый,
там свои поставит сети,
²²⁵ невод юные потянут,
сеткой старики поймают.

Обернешься волком в дебрях
иль в тайге медведем станешь,
смерть и там тебя настигнет,
²³⁰ ждет и там тебя кончина:
юный муж, стрелок чумазый,
заострит свой верный дротик,
чтоб в лесу прикончить волка,
завалить в тайге медведя».
²³⁵ Тут беспечный Лемминкяйнен
слово молвил, так заметил:
«Знаю сам места дурные,
непригодные укрытья,
где попал бы в лапы смерти,
²⁴⁰ где б меня нашла кончина.
Матушка моя, пестунья,
ты, вскормившая сыночка,
укажи мне, где укрыться,
где укрыться, затаиться.
²⁴⁵ Смерть уже в глаза мне смотрит,
гибель бродит перед носом,
только день один остался,
да и то едва ли полный».
Вот тогда-то мать родная
²⁵⁰ Лемминкяйнену сказала:
«Неплохое знаю место,
назову приют приятный,
где укрыться лиходею,
где злодею схорониться:
²⁵⁵ помню я земли полоску,
ведаю надел укромный,
клок земли неразоренной,
край, не тронутый мечами.
Поклянись священной клятвой,
²⁶⁰ безобманной, нерушимой:
шесть годов и даже десять
не ходить в поход военный,
хоть и серебра захочешь,
хоть и золота возжаждешь!»
²⁶⁵ Молвил славный Лемминкяйнен:
«Клятвою клянусь священной
не ходить ни летом первым,
ни вторым, ни третьим летом
в те великие сраженья,
²⁷⁰ в шум и звон мечей могучих.
На спине еще изъяны,
на груди — большие раны
от моих недавних игрищ,
от моих сражений прежних,
²⁷⁵ на больших холмах военных,
на геройском поле брани».

Лемминкяйнену родная
так промолвила, сказала:
«Ты возьми корабль отцовский,
²⁸⁰ уплывай скорей в укрытье,
за девять морей широких,
за десятое полморя,
на морской далекий остров,
на затерянную лу́ду[181]!
²⁸⁵ Там отец твой укрывался,
там спасался, хоронился
в годы грозные сражений
от безжалостных гонений.
Любо было там спасаться,
290 проводить чудесно время.
Год — другой ты там побудешь,
возвратишься уж на третий,
на знакомый двор отцовский,
к материнскому причалу!»