— Моё тоже. Или ты думаешь, что, проиграй я эту войну, и я выживу?
— Я слышал, Датэ не трогает детей. Даже шестидесятилетних.
— Меня убьют мои собственные подданные. — Его тон никак не вязался с детским голосом. — Разувериться в Дитя намного проще, чем в обычном правителе. Я должен быть непогрешим, но, когда дело касается войны, это невозможно.
— Ты привык к власти, тебе не раз приходилось принимать трудные решения, не раскисай.
— Это другое. Я всегда уверен в своих решениях, но от них сейчас мало что зависит. — Император указал на двери, за которыми исчезла женщина. — Дева — сильнейший козырь в этой войне, но сейчас она беспомощнее самой обычной женщины. Если мои министры узнают об этом, они откупятся ею от Датэ, и ни я, ни ты не сможем им помешать. Я не хочу, чтобы она узнала, что мои люди — ничуть не лучше Пламени погребальных костров. Нам нужно снять эту печать.
И просить его об этом совсем не обязательно. Как будто у него не было других причин желать избавить женщину от клейма.
— Ты когда-нибудь воскрешал мёртвых? — спросил Илай, получая ожидаемый ответ:
— Даже для Дитя это невозможно.
— Так же как для Старца — снять чужую печать.
Перешагнув границы возможного, установленные их кланами, они всё равно никогда не смогли бы нарушить непреложные законы этого мира. Воскрешать мёртвых не мог даже император среди Детей. Снимать чужие печати не мог даже долгожитель среди Старцев.
Глава 6
Внешний мир не зря называли мужским. Не быт, не порядки, не куча других особенностей, которые были в новинку мне, не удивляли так, как обилие мужчин. Их было так невероятно много, и они все друг от друга отличались: разное телосложение, разная одежда, разные ранги, но ни один из них не был похож на Старца.
Поэтому он производил впечатление даже на представителей своего же пола. Что говорить о придворных дамах. Они замирали, стоило ему показаться, будто он был зверем, переместившимся в дворцовые коридоры прямиком из дикой саванны. Такой мрачный, молчаливый и настороженный.
В общем, его поведение было совсем не типично для вора и извращенца, которым он предстал передо мной в начале. Восхищаться чем-то и поклоняться кому-то он не привык. Но я была не настолько самоуверенна, чтобы считать, что он обделяет вниманием золото и женщин, просто потому что в поле его зрения нахожусь я. Если рассудить, у него было полно причин оставаться таким напряжённым, балансирующим на грани агрессии. Пусть армия Калеки ещё не подошла к городу, но он уже был в окружении врагов. Без своих любимых мечей.
Поэтому Старец навестил императора тем же вечером и, глядя на меня, потребовал вернуть ему оружие.
В покоях, где вот уже час суетились искусницы, мастеря наряд для моего парадного выхода, всё стихло. Дитя недовольно нахмурилось. Пусть своё церемониальное облачение оно сменило на лёгкий расшитый халат, а его волосы в беспорядке рассыпались по плечам, едва заметная складочка между бровями превратила его из беспечного ребёнка в сурового правителя.
— Пусть ты больше не пленник, но и не гость, который может входить, куда ему вздумается.
— Не улавливаю разницу.
— Как и разницу между бродягой и императором, похоже. Ты не смеешь у меня ничего требовать. Тем более оружие. Его здесь носят только мои гвардейцы.
— Раз так, одолжи свою няньку и отдай ей мои мечи. — Он посмотрел на одну из Жемчужин, что стояла в тени, за спиной своего господина. — На них стоят печати, никто кроме меня их из ножен всё равно не достанет.
— Тебе так хочется с кем-то подраться или просто не хватает женского внимания? В любом случае, иди за этим в очередной бордель.
— На самом деле, он беспокоился, что безоружной осталась я. — Я вышла вперёд. Не знаю, почему слова о борделе, заставили меня так быстро отреагировать. — В конце концов, Старцу нужно просто развязать руки, чтобы он почувствовал себя всемогущим, что великодушное Дитя и сделало.
Хотя едва ли он чувствовал себя всемогущим, при том, что на этот раз я предстала перед ним не обнажённой, совсем наоборот — меня облачили в доспехи. В пародию на них, если честно. Тонкий, как бумага, нагрудник — ювелирная работа. Дитя мудро рассудило, что традиционный женский наряд не подойдёт для той цели, которую преследуют его министры. Я должна выглядеть в первую очередь воинственно, а потом уже красиво, но ничего у него не вышло. Не с такими умелицами в подчинении, в смысле: они всё равно превратили доспехи в превосходное платье. Ещё более тяжелое, чем сегодняшнее, но меня успокоили: я поеду верхом. Что же касается оружия…
— После того, что ты сегодня выяснил, ты решил поскорее вернуть мне мой собственный «меч»? — спросила я.
— А тебе захотелось облечься в броню, — заметил Старец, и в этом была логика: после насилия Дева если и захочет себя чем-то украшать, то только латами, о существовании которых раньше даже не подозревала. Чтобы кто-то носил на себе металл, как вторую кожу? До такого могли додуматься лишь мужчины.
— Понимаю, ты меня привык наблюдать в ином виде.
— Твои техники охраняют тебя лучше любой брони.
— Мои техники, ну да.