— Конечно, полетаешь, милый ангел. Ещё как полетаешь. А крылья у тебя будут такие… огромные крылья, да на полнеба крылья… Спасибо, что не оставил меня и дал ещё шанс… Ой, что-то сердце кольнуло.
— Иди уже, ложись к своей Верке, — впервые улыбнулся ангел. — А может, и правда полетаю я ещё. Как же я соскучился по небу. А солнышко тёплое-тёплое… А облака мягкие-мягкие… А ветерок какой… Пёрышки приглаживает. Ну, иди уже, иди, чего стоишь. Улыбается он тут мне.
Вот такой мой домовой
Вы тут хоть чего делайте, ну не понимаю я… Не понимаю я, и всё тут… Почему у всех домовые как домовые, а у меня не пойми чего. Вон у бабушки Маши из пятой квартиры добрейший домовой. Присматривает даже за старушкой, чтобы та, не дай бог, не заболела… Сказки ей на ночь рассказывает. Да что сказки… кашу ей по утрам варит. Не повезло мне с домовым, не повезло. Скажу вам честно, лучше уж одному жить, чем с таким домовым.
Сегодня он опять мне спать не даёт. То крышка от кастрюли по полу катится, то вода в кране сама собой потечёт, то над ухом моим хихикает. Беда просто, а не домовой.
— Ну чего ты опять вредничаешь, — захожу я на кухню и включаю свет, — чего спать не даёшь? Сколько тебе говорить можно, что люди ночью должны спать, иначе заболеют и умрут. Ты что, хочешь, чтобы я помер?
— Да нет, не хочу, — раздался голос за холодильником.
— А чего тогда гремишь всю ночь? Соседи уже два раза мне в стенку стучали. Хочешь, чтобы они милицию вызвали?
— Пусть вызывают. Пусть тебя оштрафуют, — раздался голос из шкафа.
— За что меня штрафовать?
— Потому что ты жадный, — раздался смешок из-под раковины.
— Я жадный? Да я всю пенсию на тебя трачу. Курочек ему через день покупаю.
— Тухлятину ты покупаешь, а не курочек. Берешь просрочку и кормишь меня.
— Конечно, просрочку… Ты же знаешь, что у меня пенсия маленькая. Половину за квартиру только отдаю. Хорошо, что бывшая моя продавцом работает, помогает, а то совсем беда была бы… Бессовестный ты… А ну выходи.
— Зачем?
— В глаза твои хочу посмотреть.
— А чего в них смотреть? Глаза как глаза. В свои лучше посмотри. Подойди к зеркалу и смотри сколько хочешь. Ты бы лучше говядинки принёс.
— Говядины?
— Мраморной.
— Да где ж я столько денег возьму на говядину?
— А ты к соседу сходи из двенадцатой, у него и говядина есть мраморная. Я иногда у него тырю потихоньку.
— Так ты ещё и воруешь? — закипело у меня всё внутри.
— Не ворую, а конфискую излишки. Давай, сходи, попроси у него говядинки.
— Не пойду я к нему.
— Это чего вдруг?
— Нехороший он человек, неприятности у меня могут быть.
— Да какие ещё неприятности… Трусишь ты, да и всё. Неприятности у тебя будут, если говядины я не поем…
— Нет, не пойду.
— Да не трусь ты. Я же рядом буду.
— Это как, рядом?
— Сумку возьми, я в неё залезу… Ну давай… Давай… Не тяни время, скоро рассвет.
Ну, а куда мне деваться. Сумку взял и пошёл. Иначе домовой устроит мне Варфоломеевскую ночь. Звоню в дверь. Домовой покашливает в сумке. Открывает заспанный сосед.
— Чего тебе? Чего не спится?
— Да я хотел говядины мраморной у вас попросить, — пересохло мое горло, — занять.
— Чего? — округлил сосед глаза. — Ты чего, сбрендил, что ли, пердун старый. Какую тебе еще говядину в четыре утра?
— Кхе-кхе, — послышалось из сумки.
— Чего это там? — округлились еще сильнее глаза соседа. — Кошка, что ли?
— Нет, — стираю я с лица пот страха, — не кошка.
— А чего тогда там кашляет?
— Я это, я, — раздался хриплый голос из сумки.
У соседа подкосились ноги.
— Чего это происходит? — бледнеет сосед. — Кто у тебя там?
— Привидение, — выпалил я, сам не понимая, откуда ко мне пришла такая мысль.
— Привидение? — медленно опускается на пол сосед.
— Привидение, — соглашаюсь я. — Помнишь, в соседнем подъезде на прошлой неделе дед Егор помер? Вот он говядины сегодня захотел… Мраморной. Иди, говорит, к соседу из двенадцатой
— Ладно-ладно, — перекосилось лицо соседа, — не надо мне подробностей. Сейчас принесу.
У соседа дрожали коленки, но всё же он поднялся с бетонного пола.
— А сколько говядины-то? — держится сосед за сердце.
— Пять кило, — раздался голос из сумки.
— Ага, — кивает сосед.
— И денег ещё принеси, — говорит сумка.
— Ага… Сколько?
— Десять тыщ.
— Ага.
— А бери лучше двадцать.
И тут сосед впервые засомневался.
— А чё, привидения разве едят мясо? — взглянул сосед в мои глаза. — А деньги-то ему зачем? Его же похоронили уже… Открой-ка сумку, я гляну на твоё привидение.
Я дрожащими руками распахнул сумку. Сумка была пуста.
Когда я входил в свою квартиру, держась за левый глаз, меня встретил наглый хохот со стороны кухни. Смеялся домовой.
— Ой, не могу… Ой, держите меня, живот сейчас со смеху лопнет. Да не ем я говядину… Понимаешь, не ем. Я кашу люблю и сгущёнку с вареньем. Иногда курочку могу… Ой, не могу… Ну и болван. Ой, плохо мне…
Я молча закрыл дверь и отправился в спальню. Где-то там мазь у меня была от синяков.
Минут через пять я вдруг начал хохотать. Чего вдруг, сам не пойму. Хохотал, пока за окнами светать не стало. Чего смеялся, так и не понял. Ну, да и ладно. Говорят, смех жизнь продлевает. Может, поживу подольше…