Какого цвета ночь?

— Брокер, — уверенно ответила я.

— Но у него вторая не «а», — почесал ручкой затылок Валера.

— От этого он не перестанет быть брокером, — справедливо заметила я и села напротив него.

Валера оказался типичным коротко стриженным качком с круглыми плечами и пудовыми кулаками, каждый из которых был в два раза больше черепа нормального человека. И это не потому, что череп у нормального человека очень маленький, просто кулаки у него были чудовищные.

Я сразу прониклась к нему симпатией. Кажется, он не обещал мне проблем ни в настоящем, ни в будущем. Он казался мне одним из тех ребят, с кем можно поболтать, не слишком напрягая интеллект, и разойтись, не причинив друг другу особенного вреда.

Изредка Валера бросал равнодушный взгляд на один из четырех мониторов, на которых изображался мутно-серый забор, площадка перед воротами, задняя часть дома — очевидно, по периметру особняка были установлены камеры слежения.

— Машина из четырех букв, последнее «о» — это «пежо», — между тем сообщила мне «темная лошадка», нерешительно замирая ручкой над газетным листом.

— А вдруг «рено»? — возразила я.

«Лошадка» посмотрела на меня с уважением. Наверное, ему впервые в жизни встретилась девушка, которая знала на целых два слова больше, чем он.

— «Рено» тоже годится… — милостиво ответил он. — Там тоже второе «е»… — И добавил: — А откуда ты взялась такая умная?

— Я не умная. — От скромности я махнула рукой.

— Ты, что ли, Машкина подружка? — удивился Валера.

— Пока нет, — ответила я. — Но надеюсь ею быть. — Заметив стойкое недоумение в его глазах, добавила: — Меня Виталий Васильевич пригласил погостить. Соблазнил тренажерным залом, солярием и красивыми окрестностями. А здесь так скучно… Не знаю, выдержу ли целый месяц…

— А чего скучно-то? Включай видак и наслаждайся жизнью.

— Надоело! — Я с видимым усилием вздохнула. — Хочется куда-нибудь прошвырнуться…

Валера напрягся, соображая.

— Я бы пошел с тобой… Но вообще-то мне нельзя отлучаться, — сказал он с сожалением. — Вдруг Машке вздумается куда-нибудь потащиться. Я должен ее сопровождать.

— Вообще-то ей, кажется, сейчас никуда не захочется, как ты выразился, «потащиться»… — многозначительно заметила я.

— А, ты уже знаешь об этом… — Валера понимающе кивнул. — Понимаешь, в любую секунду может позвонить хозяин, потребовать отчет… А если меня не окажется на месте — будет выговор… Или Машке вдруг вздумается позвонить своим дружкам, я должен это вовремя пресечь.

— Как это? — Я откровенно удивилась.

— А вот так. — Валера выразительно поджал губу. — Телефон должен слушать. Вдруг они договорятся в мое отсутствие передать порошок или «колеса»… Я должен знать и это… как его… «противодействовать»!

— И что, все разговоры прослушиваются? — спросила я растерянно.

Валера кивнул:

— Абсолютно!

— И мои тоже?

— И твои! И записываются на пленку. — Валера пожал плечами, но, заметив мое обескураженное лицо, в утешение добавил: — А чё такого-то… Подумаешь, секреты! Да какие у тебя могут быть секреты? Ну ладно, уломала. Болтай себе на здоровье, не буду я твои базары подсекать. Раз Васильич тебя сам в дом притащил, стало быть, ты человек проверенный…

— Спасибо! — с большим чувством произнесла я.

Между тем мое лицо, наверное, не выражало бурной радости. Оказывается, у нашего с Мишкой ночного разговора есть свидетель! Ох я балда! Ночью дежурил этот мерзкий тип, Сергей, он, наверное, кое-что понял из того, что ему не следует знать!

«Не выдаст он меня, — успокаивая себя, решила я. — Он ведь тоже здесь для того, для чего и я. Мы с ним, по сути, в одной команде».

Однако до сих пор члены «команды» действовали в одиночку. Да и была ли она, команда-то?

Перенакачанные препаратами больные двигались медленно и вяло, точно плавали в густой и вязкой жидкости. Они словно летали, не касаясь ногами пола. Лица грустные, мысли витают далеко, в глазах — пустота, так похожая на скорбь. Психика была на пределе, хотелось заплакать от тоски. Слезы могла вызвать любая, самая незаметная деталь действительности — зашитые светлыми нитками капроновые колготки медсестры, катышек пыли около железной ножки кровати, запах обеда, не похожий на запах пищи, а скорее напоминающий лекарство.

Сначала, после помещения в четвертую палату, Ивану казалось, что у обитателей палаты хроническое недержание речи, словесная диарея — они болтали взахлеб, перебивая друг друга, не в силах наговориться, боясь, что их вот-вот прервут. Это было действие лекарств перед запланированным врачом катарсисом. И к этому катарсису их день за днем планомерно готовили, накалывая препаратами до того, что на руках не было свободного места для внутривенных (тогда начинали колоть в запястье или в подколенную впадину), от внутримышечных зад болел так, как будто он превратился в огромный раздувшийся синяк, и даже внешняя поверхность бедра была вся испещрена мелкими черными точками — следами интенсивной терапии.