Удавка не отпускала, тянула назад, мешала дышать… Я попыталась извернуться, чтобы схватить убийцу за руки, но вместо этого поскользнулась на накатанной дорожке и грохнулась оземь. Падая, боковым углом зрения я увидела: за моей спиной возвышается огромная черная фигура и в ее руках подстреленной птицей бьется чье-то легкое тело.
— Мишка! Держи его! — закричала я, глотнув кислорода. — Хватай!
Из отделения выскочили люди, на ходу расстегивая кобуры.
Я сидела на снегу и, потирая гипсовую шею, счастливо улыбалась.
Все-таки мы поймали его. То есть, конечно, ее!
— Не понимаю, как она решилась на такое? — сказала я, когда подписывала протокол собственного допроса в милиции. — Такая приличная женщина с виду… Зачем ей надо было это делать?
— Ну, зачем ей надо было на вас нападать, это ясно, — сказал следователь, принимая от меня исписанные листы. — Вы же носились по всему городу и кричали, что у вас есть бесценные сведения, которые помогут изобличить преступника. Вот она и испугалась. Решила совместить приятное с полезным. Устранить вас как опасного свидетеля, который много знает, и выполнить свое дело.
— А зачем? — все еще недоумевала я. — Зачем? Целых три жертвы? Она сказала?
— Сказала… Сказала, что захотела испытать то, что испытывал ее сын. И отомстить за него всему женскому роду. Для этого выбирала особ, которые, как ей казалось, вели недостаточно целомудренный образ жизни.
— А кто ее сын?
— Небезызвестный Шнурок. Знаменитый «душитель» девяностых годов, признан невменяемым. Сейчас лечится в спецучреждении.
— А она сама, того… нормальная?
— Вопрос вне моей компетенции. Это выяснит психиатрическая экспертиза.
— Может быть, все же ее целью было ограбление? Трудно все-таки поверить в такое. Вещи потерпевших пропадали же!
— Брала она их просто так, по инерции, а когда началась эта шумиха с поисками преступника, быстро избавилась от них. Выбросила в полынью на реке. Проверить невозможно! Жертв присматривала загодя, рассчитывала все до мелочей, чтобы преступление приписали кому-нибудь другому. Поэтому-то исправно давала показания на Чипанова-младшего, обвиняя его то в одном, то в другом. Придумала, например, что он силой затащил девушку в машину. Уже потом мы отыскали свидетелей, которые опровергли ее показания…
— Чему я рада, так это тому, что Стас оказался совершенно ни при чем. Надеюсь, когда он узнает, что настоящий преступник схвачен, то объявится…
— Вряд ли, — отрицательно качнул головой следователь. — Он, кажется, надолго сел…
— Как «сел»? За что?
— За взлом компьютерной сети банка. Статья предусматривает наказание до пяти лет.
— Стасик — и компьютерная сеть? Невероятно! — Я была поражена.
Чего только не бывает на свете! Стасик совсем не тянул на технически подкованного гиганта мысли. Ну что ж, значит, не судьба нам еще свидеться.
— Знаете, — сказала я, — а я была уверена, что все убийства дело рук женщины! Но подозревала жену хозяина. Думала, ревнует… А все оказалось гораздо проще… Или гораздо сложнее? Значит, Шнурок тоже жил здесь, в Славгороде?
— Нет, до ареста вместе с матерью он жил в столице. Незадолго до того, как его поймали, мать затеяла продажу квартиры и перебралась сюда, чтобы избежать морального прессинга на работе и осуждения соседей. Устроилась работать, жила тихо-мирно, по выходным ездила на свидания к сыну в Тульскую область, никто про нее так ничего толком и не знал. Она не афишировала свою личную жизнь.
— И все же я так и не поняла, зачем она делала это… — задумчиво сказала я. — Этот вопрос еще долго не даст мне покоя. Ну зачем? А?
И правда, зачем?
Иван доживал в четвертом отделении свои последние дни. Он уже знал, что заключение комиссии положительное и на столе завотделением лежит готовое направление для судьи, в котором ему рекомендовано амбулаторное лечение по месту жительства.
— Сообщил твоей матери телеграммой, — сказал Трахиров, снисходительно похлопав больного по плечу. — Жди, завтра приедет! Собирай вещички.
Глаза Ивана обрадованно блеснули, но он постарался подавить свою радость — ведь ему нужно выглядеть тупым и забитым, никто не должен догадаться, что внутри у него еще тлеет живая искра.
В назначенный день с раннего утра, собрав в узелок свои немногие вещи, он сел в холле и уставился на обитую потрепанным дерматином дверь, ожидая, что она распахнется и на пороге возникнет мать со строгим взглядом любящих глаз.
При его появлении собака Найда, сидевшая в коробке, настороженно зарычала и закрыла телом своих щенков. Из пяти кутят нового помета у нее оставалось только два. Еще три, как говорили в отделении, умерли от какой-то неведомой собачьей болезни…
…Наступил полдень. В отделении запахло больничной едой. Иван все еще сидел в холле, аккуратно сложив руки на коленях и опустив глаза. Он ждал…
…Закончился обед. Больные потянулись в палаты…
…Наступил тихий час. Иван сидел в одной и той же позе, но его глаза, разглядывающие узор линолеума, были тревожны.
— Все сидишь? — спросила его нянечка, размазывая шваброй грязную воду у него под ногами. — Ну-ну, жди…
…Тихий час закончился, и больные потянулись в холл к телевизору…