Какого цвета небо

Но по-прежнему любопытно мне было: это Казя испугался из-за того, что все видели? Мангусов же сказал: «Дорого ты, Казимир, заплатил за свое домашнее задание!» Уже в трамвае я спросил:

– Ребят испугался?

Он глянул на меня, чуть улыбнулся:

– Меня испугать не просто, я в авиации служил. – Отвернулся, помолчал, договорил хрипловато: – Просто… ты хороший парень.

В субботу Милка пришла к нам, а с ней – Рая с Валей. «Инкубаторные» сказали весело с порога:

– Иванушка, а Татьянушки, конечно, нет дома?

Татьяна взяла меня сзади за руку, я ответил:

– Еле-еле удалось выпроводить из дому!

Жук весело крутился у них под ногами.

– Так-так! – сказала Татьяна, тоже выходя в прихожую.

Обманул, значит? – спросила Валя.

Зря, значит, через весь город тащились? – поддержала ее Рая.

– Плохо замаскировались! – сказала Татьяна, протягивая им руку.

– Вы уж нас извините, – сказала Татьяне Скворцова, – у нас все сроки прошли!

Мы вчетвером просидели всю субботу, даже обедали и ужинали у нас. Татьяна была в комнате родителей, писала что-то, иногда заходила к нам, говорила:

– Нет, вы подумайте, сразу троих пригласил: вот это муженек!

– Подвезло тебе, Таня, – отвечала Валя.

– Такие, Танюша, как Иван, не идут пятачок за пучок! – в тон ей говорила и Рая.

Милка улыбалась, а я удивился: когда это они на «ты» стали?

Задания по начерталке мы успели сделать вчерне, потом все пришлось вычерчивать на листе ватмана.

С заданием по физике мне повезло. Дарья Даниловна сказала:

– Ну, Егоров, а ваше задание, я считаю, вы уже выполнили, а я приняла его! – и показала мне листки, которые я отдал Казе, и другие листки – с моим решением задач Карасева и Гульцевой. – Вы перестарались, Егоров, решая чужие задачи: ваши попутные выкладки в них с лихвой, что называется, перекрывают и по объему и по сложности ваш вариант задания.

– А как же они? – спросил я, кивнув на ребят.

– Это уж – мое дело! А в их заданиях есть и самостоятельная работа. Если бы я не нашла ничего оригинального в их собственных решениях, не зачла бы их задания.

– Святые слова! – сказал я. – Простите, опять перестарался.

Она серьезно глядела на меня:

– Очень мне это по душе, Иван, что вы все время в одну и ту же сторону «стараетесь перестараться!»

15

Татьяна ласково и несильно толкала меня в плечо. Я сказал, не открывая глаз:

– Гражданочка, сегодня выходной!

Татьяна засмеялась, подождала минутку, снова начала покачивать мое плечо.

– Водку продают с десяти, – сказал я. – Успеем!

– Так-так! – сказала Татьяна, и голос у нее был какой-то глуховатый, поэтому я открыл глаза: Татьяна лежала, как обычно, рядом со мной и спала…

Сел рывком в постели, уже понимая, что это Татьянина мама Нина Борисовна, ведь больше ни у кого ключей от квартиры нет. И мне было почему-то никак не повернуться к ней, даже одеяло я стал снова натягивать на плечи… Все твердилось: «Соломины приехали! Соломины приехали!» Было как-то страшно: и что мы с Татьяной в постели, и что про водку я сказал, и, главное, что перед ее родителями я впервые в новом качестве…

– Да не бойся ты! – уже по-другому сказала Нина Борисовна, я повернулся к ней, она обняла меня холодной рукой за шею и поцеловала, потом чуть отодвинулась, не отпуская руки, и посмотрела мне прямо в глаза, как Татьяна; и глаза у нее были совсем как у Татьяны, такие же зеленоватые и насмешливые.

– Здравствуйте… – наконец-то сказал я.

– Это хорошо, что ты вежливый! – насмешливо произнес мужской голос. Я чуть повернул голову: у дверей, привалясь спиной к косяку, спокойно стоял невысокий широкоплечий мужчина, улыбался, пристально глядел на меня серыми озорными глазами.

А я еще заметил, что он курит, держа в правой руке папиросу, а левая висит на бинте, перекинутом через шею. Нина Борисовна все обнимала меня холодной рукой за шею, Татьяна продолжала спать, а Яков Юрьевич не двигался, смотрел на меня, чуть прищурившись.

– Трудно мне, – сказал я, машинально делая Иванушку-дурачка. – Не привык я еще, когда родители дочери застают меня с ней в постели. Тем более, что мы еще и не зарегистрированы!

Они засмеялись, а я заверил:

– Но я постепенно привыкну, обязательно привыкну!

И тут мы стали все трое смеяться.

Татьяна потерлась щекой о подушку, ласково, так уютно потерлась, улыбаясь во сне. Нина Борисовна посмотрела на Якова Юрьевича, потом оба они – на меня и вышли на цыпочках в прихожую, прикрыли дверь. Я нагнулся, касаясь губами Татьяниного уха, прошептал:

– Проснись, слышишь? Проснись…

Она повернулась на спину, обняла меня за шею руками, не открывая глаз, Я сказал чуть погромче:

– В кухне кто-то ходит! Она приоткрыла глаза, в их зелени смеялось понимающее: «Опять розыгрыш?…» Но в это время в кухне звякнула кастрюлька, тявкнул Жук. Глаза Татьяны стали испуганно-встревоженными, зелень в них уже пропала. А тут из прихожей и шаги донеслись, шуршание одежды.

– Пусть воруют, – сказал я шепотом. – А то еще убьют! Вещи потом купим.

– Ну нет уж!… – И Татьяна полезла из постели.