Какого года любовь

Рука его зависла над дверным молотком.

Глава 14 Декабрь 1951 года

– И,конечно, мне следует поблагодарить мою жену Летти. Не только за неизменную ее поддержку, выражавшуюся в том, что, пока я корпел над книгой, она подливала мне бренди, – Берти сделал паузу, чтобы смех прокатился по комнате, глядя при том не на Летти, а на прочих присутствующих, подружелюбней, кто пришел на презентацию его книги “Время расти”, – и подливала, по ее понятиям, щедро, а по моим, так не очень, и ее мера была верней. Так и надо, когда у вас в доме писатель! – Смех прокатился еще раз, и теперь он ее взгляд все-таки ухватил, и глаза ее были как холодные голубые камешки над вымученной, в помаде, улыбкой.

Берти обдало жаром, будто он стоял под горячими софитами сцены, а не в тускловатом зальчике над пабом “Кареты и кони”. Он провел пятерней по тонким своим волосам, улыбнулся, затягивая паузу, и постарался не коситься в сторону Марго Бонд.

– Однако ж, без шуток, у меня куда больше поводов быть ей благодарным. Если б не Летти – если б не Вайолет – я никогда бы не вышел на первого из героев этой моей книги. Мне выпала честь близко узнать семью Вайолет, которая живет в Южном Уэльсе. Ее отец сегодня здесь: шумай[15], Эван! – Любознательные его лондонские друзья поправили очки и вытянули шеи, чтобы получше рассмотреть отца Летти, представителя рабочего класса, валлийца. – Да не вскидывайтесь вы так, я просто выделываюсь, Эван и сам по-валлийски еле кумекает! – Еще несколько смешков в зале. За годы публичных выступлений Берти отточил свое ораторское умение.

– Но если серьезно… Именно благодаря тому, что Эван так доброжелательно ко мне отнесся, я, убежденный социалист, лучше понял, что такое социализм. – У Эвана, очень на вид чинного, засверкали, наливаясь слезами, глаза. – Впрочем, знаю, на сегодня с вас уже хватит и социализма, и моей книги! – Берти развел руками, пытаясь наддать жизнерадостности, когда над залом скрыто витало уныние: книга об успехах социально ориентированного государства вышла в свет почти сразу после того, как его идейные приверженцы потерпели на выборах поражение.

– И все-таки закончить я хочу, в самом деле, сердечнейшей благодарностью Эвану, его сыновьям и вообще сыновьям Южного Уэльса! – Тут Берти, заметив, как выразительно вскинула густую бровь Марго, спешно добавил: – И его дочерям, конечно! За то, что они показали мне социализм в действии, показали, что мы сильней, когда действуем слаженно, несмотря на классовые различия. За то, что подняли дух мне.

Легкий кивок Марго, и Берти почувствовал ярость. На себя, который почему-то не смог перестать обращать свою речь к ней; на нее, которая посмела явиться без приглашения – и к тому же в таком зеленом платье!

Присутствие ее на презентации его книги случайностью, разумеется, не было: Марго Бонд всегда в точности знала, что делает. Но Берти мучило то, что в глазах остальных это могло выглядеть так, будто между ними опять все наладилось! И не в последнюю очередь, мысленно простонал он, в глазах Летти. Глубочайшая несправедливость была в том, что даже когда он изо всех сил старался вести себя как должно, дело оборачивалось так, будто он законченный негодяй.

Престиж, который обеспечила ему подразумеваемая связь с Марго Бонд, давно утратил свой блеск: дурная слава приелась и только тяготила его. Кто он теперь? Еще один неверный муж всего лишь, дрянной, под стать прочим его приятелям, с их насмешливым, свысока, как к собственности, отношением к женщине. И хотя поначалу шепоток сплетников возбуждал, теша его маленькое печальное эго, нынче Берти только и оставалось, что чувствовать себя безвинно запятнанным.

Потому что они с Марго так и не переспали ни разу. Даже не целовались.

Да, бывало, что губы их опасно сближались; он вжимался в нее всем телом, задыхался отчаянно, жарко, – но затем отстранялся, не удовлетворив томления. Желал ее неистово, но во всей полноте так и не заполучил.

Не заполучил, потому что он был женат. Потому что его женой была Летти. Потому что, как бы плохо ни обстояли дела – и при всей искусительности Марго, – он все еще любил Летти и перед Богом, в которого она верила, дал клятву, что до смерти будет ей верен. Потому что он твердо-претвердо знал: представление, что ты можешь заполучить все, абсолютно все, что захочешь, и ничего тебе за это не будет, – ложно.

Вот таким манером он убедил себя в том, что допустимо наслаждаться обществом Марго, оставаясь все-таки добрым мужем. Порядочным человеком, который живет, опираясь на надлежащие установки. Берти жадно цеплялся за мысль, что Летти так хорошо его знает, что внутренним чутьем должна уловить: на самом деле ничего не произошло. Мысль, что она способна думать о нем так дурно, чтобы поверить в сплетни, была слишком невыносима, чтобы принять ее во внимание, даже сейчас.

Кое-как, с трудом, он сглотнул и вернулся к Летти с ее отцом.