Стоя так близко к Вай и ее плащу, он смутился тем, что присутствие наручников наводит на некоторые идеи. Оставалось молиться, чтобы не было стояка; в этих штанах эрекцию никак не скрыть, на что Электра вечно ему безо всякого сострадания указывает.
Лес вокруг был еще в основном гол и бур, чуть поодаль выделялась сине-зелеными иглами группка высоких сосен. Но лакированные побеги колокольчиков уже раскинулись по влажному, рыхлому лесному подстилу, и дикий чеснок куртинками тоже пробился наружу.
– Сроду не забиралась на дерево так высоко…
– Ты в порядке? – спросил Элберт.
У него самого желудок поджался от легкого покачивания платформы. Ему сейчас было хуже обычного наверху, то ли потому, что он за нее беспокоился, то ли из-за бабочек, которые развелись у него в животе в тот момент, как ее увидел.
Но с ней все было в порядке. Подъем ввысь мимо по спирали растущих вбок веток ощущался как освобождение. Казалось, мир внизу замер, остановился. Непродолжительный такой побег ото всех, побег в миниатюре.
Он, однако, чуть побледнел.
– Я потеряла твой номер. – Слова вырвались сами собой.
Он вскинулся.
– На тот случай говорю, если вдруг тебе интересно. Но, наверное, нет…
И Элберт, пусть и не собирался брать ее за руку, взял, и, пожалуй, это было получше любых слов.
– Ох… – Вай улыбнулась и прикрыла глаза. Хоть на минутку. Неужели нельзя? – Но ты ведь удивлялся, что я не звоню, да?
– Еще как.
Она тяжко вздохнула. Сжала пальцы в его ладони. Он и в этом прочел боль. Открыв глаза, она забрала у него руку, шлепнула ею по ветке.
– Мой сосед по дому, Джимми, пошел и… ну, в общем, какая теперь разница. Но мне правда ужасно жаль. Что я так и не позвонила.
– И мне.
Вай опустила взгляд, и тут злость на него потекла по ее венам. Нет у него права обниматься с ней здесь, на дереве, вдали от глаз –
Она твердо знала, что, если поцеловать сейчас Элберта, на поцелуй он ответит. Но что-то останавливало ее.
И злость обратилась вовнутрь. Какого черта тревожиться об этом сейчас? Совесть ее обычно не вмешивалась, даже когда выигрыш почти никакой. Редкие вечера по пятницам в “Черной лошади”, где Дерек покупал ей пинту за пинтой, так что потом все шло наперекосяк, включая ее мораль. Она знала, что трахаться с женатыми – стыдно; трахаться с боссом – стыдно просто донельзя. Но тот факт, что Дерек считал, что она стоит того, чтобы рискнуть браком – а также работой, – давал ей повод хоть ненадолго почувствовать себя сильной. Хотя вообще-то вся власть была у него.
Иногда, в те несколько минут, когда он кончал ей на живот или на задницу и комки спермы остывали в неотапливаемой редакции или на заднем сиденье его семиместного “пежо”, ее пронзал холодок вины. Но в основном она ничего такого не чувствовала. Подумаешь, краткий передых от беспросветной жизненной скуки.
В ее работе случались моменты волнения и ужаса, но ездить на работу в Кардифф было утомительно, семья ее жила натужно и угрюмо, и она отдавала им так много от своего заработка, что вряд ли могла позволить себе как-то развлечься. Вай рассчитывала, что поживет дома лишь несколько месяцев, они с Мэл накопят денег, а потом отправятся путешествовать. Но Мэл повезло устроиться курьером на телеканал ITV. А потом случилась инфляция. А потом ипотека на бунгало, одноэтажный дом с верандой и четырьмя спальнями в той части города, которую ее мать всегда считала “шикарной”, рванула вверх, вверх и вверх. А потом остался без работы отец.
Пока длились шахтерские забастовки, гнев словно держал Эвана на плаву: в своем профсоюзе железнодорожников он вел кампанию в поддержку шахтеров, координировал доставку продуктовых посылок в верхние долины и брал Вай с собой на пикеты. Но стоило Тэтчер победить, как праведный пыл потихоньку стал улетучиваться. А затем руководство железных дорог принялось “повышать эффективность”, и наличие в Абергавенни сразу и начальника станции, и билетного кассира сочли расточительством. В общем, когда Эван встал на учет как безработный, было похоже на то, что расписался он в жизненном крахе.
А затем сократили часы работы Ангарад в универмаге “Уотт”. Вай от всего этого хотелось кричать, но, если бы не ее зарплата, семья осталась бы без крыши над головой.
Объявление о стажировке в “Вестерн мейл” увидел ее брат Герейнт незадолго до того, как сам он, отчаявшись найти работу, вступил в армию. К отбору на трехмесячную стажировку, финансируемую фондом Пегги Саутерн, допускались только проживающие в Уэльсе начинающие женщины-репортеры не старше двадцати пяти лет.
Вай до трепета гордилась тем, что ее приняли, несмотря на непримечательный диплом и скудное портфолио из нескольких статеек в студенческой газете, написать которые она кое-как умудрилась, не нарушив графика вечеринок. Через две недели после того, как ее ученичество стало полноценной работой, Дерек под блестящим медью столиком паба погладил ее по бедру, и трепет себя изжил. Но походы в паб продолжались.